Женщина в зеркале

Анна закрывает глаза. Лишь бы боль не одержала над ней верх. Она принимает свою казнь, не пытается избежать ее. В душе она дала согласие смерти. Более того, она даже призывает смерть в своих молитвах.

«Я доверяю. Природа все предусмотрела. Я видела, как умирают животные. Когда собаке очень тяжело, она умирает. Смерть приходит только в конце очень сильного страдания. Она добра. Освобождает. Смерть принадлежит к таинству жизни».

Она обещает не уступать. Но и не цепляться за жизнь. Она не будет бороться. Палач поджигает вязанки соломы и сена. По толпе пробегает дрожь нетерпения, люди возбуждены, не понимая, чего же именно они ждут.

Анна поднимает взор к небу.

Ей начинает казаться, что перед ней раскрывается бесконечность. Мир застывает навсегда. Эту картину она унесет с собой в вечность. Небо белесое, как перламутр раковины. Ветер легок, как вздох, воздух влажен, как дыхание.

Анна опускает веки: отныне она будет жить в воспоминании об этом мгновении.

«На самом деле я не исчезну. Они не убьют меня, из-за них я буду жить вечно».

Начинает подниматься дым, он проникает ей в грудь, наполняет ее, заполняет легкие. Она хочет удержать его в себе и не кашлять.

Ноги пронизывает острая боль. Как укус. Первые языки пламени впиваются зубами в ее тело. И тогда Анна раскрывает объятия смерти, как раскрывала их жизни. Она отдается ей, открывает рот и умирает.

Когда пламя добралось до юной осужденной, толпа содрогнулась. Еще не одно десятилетие свидетели казни будут рассказывать, что в голосе Анны слились крик боли и стон наслаждения.

41

Инсбрук, 20 сентября 1914 г.

Господину графу Францу фон Вальдбергу

Сударь,

сомневаюсь, что вы помните меня, поскольку видеть могли всего дважды — на вашей помолвке и на торжественном бракосочетании. Однако Ханна, вспоминая свою юность, говорила вам обо мне. Вероятно, вам незнакомо и мое настоящее имя — Маргарет Питц, в замужестве Маргарет Бернштейн, скорее, вы знаете меня под домашним именем Гретхен, поскольку Ханна из-за своей чувствительности никогда иначе меня не звала. Я на десять лет ее старше и всегда считала ее своей младшей сестрой, хотя между нами не существует никаких кровных связей. Богу было угодно, чтобы мы встретились в детстве и взаимная привязанность продлилась всю жизнь.

Не знаю, какой отклик найдут мои слова в вашем сердце, поскольку Ханна повела себя с вами весьма странным образом. В ее оправдание могу лишь сказать, что она все всегда делала в полную силу — любила, ненавидела, целовала, разрывала отношения, узнавала, забывала… Ей была неведома середина, она могла жить, только полностью отдаваясь своим чувствам. Ее могли разрывать противоречия, примером может послужить ее отношение к вам: сначала она вас боготворила, а потом подвергла всевозможной хуле.

Тронет ли мое письмо сердце мужчины? Дочитаете ли вы его до конца? Или же порвете, прежде чем я успею дойти до самого главного… Не представляю себе… По письмам, которые я получала от Ханны после свадьбы, я составила себе представление о вас как о человеке внимательном и милосердном. Возможно — не без оснований, — вы ее теперь искренне возненавидели, но, думаю, раньше вы ее искренне любили.

Ханна продолжала писать мне, за исключением того периода, когда она хотела забыть о прошлой жизни и начать новую. Брак ваш от этого пострадал, наша дружба — тоже. Если супружеская пара разводится и супруги расстаются, дружба прерывается лишь из-за предательства. Наступил день, когда Ханна перестала мне писать. И хотя, когда она вернулась ко мне, я сделала вид, что забыла причины этого разрыва, я помню их во всех подробностях.

Я обвинила ее в том, что она вводит в заблуждение людей по поводу собственного рождения. В Вене во время лечения у доктора Калгари она под гипнозом выдала так называемую тайну своего рождения. Но то, что она наговорила в тот день, сплошная выдумка, басня, с которой она никак не хотела расстаться.

Для ее выздоровления было небесполезно напомнить ей о реальности. Но, прочитав мое письмо, она пришла в такую ярость, что разорвала нашу дружбу, запретила мне писать ей, что, впрочем, было нетрудно, поскольку она скрывала свой адрес.

Что же она наговорила доктору Калгари?

Что ее бросили в детстве, что она никогда не знала своих настоящих родителей, что у нее не было никаких родственных связей с теми, кто воспитывал ее до восьми лет. Все это сплошные выдумки.