Намек был слишком ясный, но как мог сердиться на нее Людовик? Во-первых, ему нравилась эта «откровенная» речь; во-вторых, ему нравилась… сама Ментенон. Да, во время частых бесед с нею он успел увлечься ее тихим, вкрадчивым разговором, ее высоким ростом, красивой фигурой, плавными движениями и необычайно красивыми глазами. Живая по природе, она в то же время умела быть сдержанной, и эта сдержанность особенно нравилась королю, который очень часто любил заигрывать с придворными дамами, иногда даже обнимать их и запечатлевать на их устах мимолетный поцелуй, но к г-же Ментенон всегда чувствовал некоторое почтение и при встрече с нею только вежливо ее приветствовал. «О, с этою, — говаривал он иногда, — я никогда не позволю себе что-либо сделать». И тем не менее он влюбился, т. е., собственно говоря, исполнил бессознательно волю той же Ментенон. Когда он открыл ей сердце, хитроумная Ментенон, которая могла уже праздновать победу, нашла, что время еще не наступило. Она ответила отказом, тонко дав вместе с тем понять, что сама влюблена в короля, но не может примирить своих высоких понятий о добродетели с преступной любовью. «К тому же, — прибавила она, — у вас есть супруга. Ей одной принадлежит ваша любовь. И если вы обратитесь к другим, от вас отвернется небо». Это окончательно заставило короля понять, какая пропасть существует между порочною, жаждущею одних земных благ Монтеспан и богобоязненной Ментенон, отличающеюся самыми строгими правилами. Судьба метрессы была решена.
Но Монтеспан не дремала. Она уже поняла, какая опасность грозить ее могуществу со стороны бывшей гувернантки, и пустила в ход весь огромный запас рычагов, бывших в ее распоряжении. Но и король уже был за Ментеяон и, чтобы освободить ее от всякой зависимости от метрессы, назначил вдову почетной дамой при супруге дофина. Это еще более восстановило маркизу Монтеспан. Она начала делать упреки своей бывшей гувернантке, обвиняя ее в вероломстве, в неблагодарности, но в ответ слышала тихие, но решительные слова:
— Если вы меня упрекаете в любви к королю, то не забудьте, что упрек этот касается ошибки, в которой вы же мне дали пример.
В отчаянии Монтеспен бросилась к королю. Она устроила ему мелодраматическую сцену ревности, указывала на детей, но и от него ей не удалось выслушать ничего, кроме грустных слов, как бы звучавших похоронною песнею:
— Сударыня, я ведь уже сказал вам, что ценю спокойствие. Насилия я не люблю.
Несчастной маркизе, у которой почва исчезала под ногами, нужно было пустить в ход другое средство, и тут же началась целая сеть интриг, направленных к тому, чтобы удалить Ментенон со двора во что бы то ни стало. В интригах участвовали министр Лувуа и герцогиня Ришелье, почетная дама супруги дофина. Через их посредство последняя узнала о далеко не беспорочной жизни Ментенон в молодости, о ее браке с калекой Скарроном, о ее сомнительных любовных историях во время вдовства и таинственных свиданиях с Людовиком. Восстановленная супруга дофина решительно выступила против новой придворной дамы. Произошла резкая ссора, для улаживания которой потребовалось вмешательство короля. Король, конечно, решил дело в пользу Ментенон, и виновников интриги ждало удаление от двора; но Ментенон предпочла продолжать роль воплощенной добродетели и, выхлопотав у короля прощение, сама же возвестила сопернице, что избавила ее от позора изгнания из стен дворца Вместе с тем она скромно, но с затаенным злорадством довела до ен сведения, что отнять тайные свидания между нею и королем невозможно, что король согласен и впредь исполнять ее справедливые требования и просьбы, но что последние она должна сообщать предварительно ей, Ментенон, которая и будет передавать их королю.
В этом ужасном положении Монтеспан решилась на последнее отчаянное средство. Она добровольно удалилась от двора в надежде, что король вернет ее, и тогда она предъявит ему условия. Старший сын ее, герцог де-Мэн, поддержал ее решение; но как только мать уехала, он тотчас же сообщил о ее плане г-же Ментенон, находя более выгодным вступить в союз с восходящей звездой, т. е. своей прежней воспитательницей, чем обладать расположением матери. Оба они воспользовались отсутствием Монтеспан, чтобы сделать ее возвращение невозможным. Герцог де-Мэн велел наскоро выбросить из окна мебель матери, вещи ее отправить в Париж, а помещением, которое она занимала, воспользоваться для другой цели. Маркизе Монтеспан некуда было вернуться и ей пришлось удовольствоваться пенсией в 12.000 луидоров, которую король приказал выплачивать ей ежегодно.