Женщина в жизни великих и знаменитых людей

Что Наполеон женился на Марии-Луизе не по любви — факт слишком известный, чтобы на нем нужно было долго останавливаться. Ему просто нужна была жена из царской фамилии. Могущественный император, он все-таки сознавал, что власть его только в нем самом и, что умри он сегодня, завтра от нее и следа не останется. Кому передать власть? Где сын, который был бы ему опорой не только в жизни, но и после смерти? У Наполеона нет детей, а следовательно нет династии. И Франции грозить опасность распасться, как распались владения Александра Македонского, также умершего бездетными И вот Наполеон разводится с креолкой Жозефиной, чтобы обеспечить себе возможность вступить во второй брак, на этот раз уже с девушкой царского происхождения. Основатель династии еще может быть простолюдином, но дети его должны непременно иметь в жилах царственную кровь.

До самого приезда Марии-Луизы в Париж уже в качестве жены императора (брак ее с заместителем Наполеона был торжественно совершен в Вене) великий корсиканец не видел ее в лицо. Он знал свою будущую жену только по портрету. У нее были белокурые волосы, красивые голубые глаза и нежные розовые щеки. Будучи полного телосложения, она, может быть, не отличалась большой грацией, но обладала несомненным здоровьем, а это было более всего важно для женщины, которая должна была сделаться матерью будущего преемника Наполеона. Все это в совокупности сделало то, что император действительно влюбился в портрет эрцгерцогини Марии-Луизы, влюбился из понятного чувства влечения к здоровой женщине и преждевременной благодарности к матери будущих детей и опоре династии. «Вы ни за что не поверите, дорогой папа, — писала вестфальская королева, супруга Жерома, брата Наполеона, виртембергскому королю, — как император влюблен в свою будущую жену. Он гордится ею до такой степени, что я никогда не могла себе представить чего-либо подобного. Не могу вам передать достаточно ясно. Каждый день он посылает к ней одного из своих камергеров, снабженного, подобно Меркурию, посланиями великого Юпитера. Он показал мне пять из этих посланий, которые, правда, ничего общего не имеют с посланиями св. Павла, но которые действительно достойны быть продиктованы страстным любовником. Он говорил со мною только о ней и обо всем, что к ней относится. Не стану перечислять вам празднеств и подарков, которые он готовить для нее и с которыми он познакомил меня подробно. Ограничусь только указанием на его настроение духа, передав вам сказанные им мне слова, что, когда он женится, он подарит всем мир, а все остальное время посвятит своей Заире».[131]

Это был поразительный пример любви, выродившейся из расчета. Отправляя своего верного слугу, маршала Бертье, в Вену с предложением руки, Наполеон велел ему по прибытию на место сказать будущей невесте: «Политические соображения могут влиять на решение обоих государей, но император Наполеон хочет, чтобы вы, сударыня, ему достались добровольно». И чем более приближалась минута, когда Мария-Луиза должна была приехать во Францию, тем более волновался Наполеон. Он был в величайшем нетерпении. Сотни раз рассматривал он портрет эрцгерцогини, заказал себе фантастический костюм с шитьем, сам бесконечное множество раз гляделся в зеркало, удалил из картинной галереи произведения, напоминавшие о войне с Австрией, начал учиться вальсу, причем вместо дамы вертелся по комнате со стулом в руках. Офецеров. которые видели эрцгерцогиню, он положительно превратил в мучеников, закидывая вопросами и заставляя сообщать самые невозможные подробности. «Есть ли у нее это? Ну, а то? А не заметили ли вы у нее другого?». Вопросы подобного рода так и сыпались у него с уст. И ответы были всегда удовлетворительные, потому что эрцгерцогиня Мария-Луиза была довольно плотная особа и у нее, выражаясь словами Наполеона, действительно было и то, и это… Даже слишком было. Хотя вышла она замуж всего восемнадцати лет, но при взгляде на нее невольно вспоминались мадонны Рубенса, полные, плотные, с сочными щеками и здоровым цветом лица. Говорили, что цвета лица у Марии-Луизы розовый, но на самом деле щеки у вея были красные, и она с этой постоянной краской на лице всегда производила впечатление, будто она только что сказала глупость и ей очень стыдно. В общем это была самая обыкновенная женщина сомнительной красоты, еще более сомнительного ума и совсем уже несомненного ничтожного характера. Влюбиться в истинном смысле слова в такую женщину и притом по одному только портрету было совершенно невозможно. Но чего ни сделает знатность невесты, если с нею связаны знатность будущих детей и гарантия самой династии?