Женщина в жутких розочках

Моя фигура, прекрасно знакомая с пошлыми соляриями и фитнес-клубами, гибко струилась, обтекала и идеально встраивалась, как недостающая мозаика в пазлы, в тело Арсения. В мощные богатырские выпуклости его груди и впадину твёрдого как камень мускулистого живота.

Я запрокинула голову, мы хватались и впивались губами исступленно, пока хватало дыхания. Я двигалась спиной и бёдрами, чтобы освоить каждый сантиметрик его тела.

В любой самой фригидной женщине природой заложена опытная стриптизёрша. Просто не всегда подворачивается случай этот талант продемонстрировать.

Я думала, что женщина во мне давно умерла. Вернее, вообще не просыпалась. А оказалось, она просто дремала, как спящая красавица. Или как батарейка дюрасел, копившая, аккумулировавшая в себе неизрасходованное чувство.

Мы вовремя очнулись от безумия. Заняться этим на полу в детской у деревянной кроватки, где трогательно пахнет молоком и глаженым маленьким бельём, – кощунство.

За стеной Ирина пишет книгу. Отбрасывает благородный дворянский локон с бледного лба, освещённого из окошка зарёй во мгле холодной.

Мы трясущимися порочными руками оглаживали друг на друге растрёпанные волосы, оправляли одежду. Отныне нас объединила одна, но пламенная страсть. Животная в прямом смысле: от слова живот. С низа живота к солнечному сплетению жаркой волной поднимался всепожирающий огонь, которого так боялась Екатерина Семёновна. И от которого не уберегла меня.

Действуем следующим образом: Арсений немедленно вызывает такси. Я несусь в ближайшую гостиницу, снимаю первый предложенный номер и жду Арсения. И дожидаюсь…

Потом уже всё неважно. Я буду тайно, нелегально, подпольно жить в гостинице неделю, год или сколько понадобится. Буду ждать, не сводя преданного взгляда с двери. Потом мне всё же придётся уехать, и тогда Арсений приедет ко мне, и будет тайно ждать свидания в гостинице или на съёмной квартире.

А если всё откроется, я пойду за ним на край света, увязая сапожками в снегу, держась прозрачными от холода руками за край телеги. За морозное ржавое железо, в которое Екатерина Семёновна и Паша закуют Арсения.

Ирина утомлённо оторвалась от бумаг, откинула локон с бледного лба. Протянула мне для прощания узкую руку: кверху тыльной стороной, как для поцелуя. Очаровательно смутилась: «Ах, простите!» Этот жест передался ей через кровь десятков поколений.

Потом Ирина вскинула виноватые глаза на Арсения.

– Арсюша, прости, ради бога. Ты увлёкся и забыл: когда мы нанимали через фирму няню, в детской установили видеонаблюдение. Оно до сих пор не отключено, Арсюша. И монитор всё нечаянно подсмотрел, – она недоумённо и беспомощно пожала плечами. Ещё минута, и она начала бы просить прощения за бестактность монитора. – Что это было, Арсюша?…

– Леночка, ты потом сама мне скажешь спасибо. Лучшие пелёнки для малютки – это ветхое, многажды стиранное постельное бельё. Простыни, наволочки, пододеяльники. Они становятся тонкие и нежные, совершенно как батист: для детского тельца самое то… У меня полные шкафы белья, ещё советского: я раскроЮ его и подрублю вручную. Не вздумай покупать эти ядовитые китайские конверты для новорождённых.

Одновременно Екатерина Семёновна тревожно, трагически кричит Паше:

– Павлик, ты взял бумагу? Как какую?! Об отказе в трансплантации твоих органов в случае, тьфу, тьфу, какого-нибудь ЧП! Всякое может быть: автобус опрокинется или, не приведи бог, ещё что случится. Ты точно заверил отказ у нотариуса? Что ты категорически против, чтобы у тебя изымали органы для пересадки? Вчера в новостной ленте показывали…

– Мама, это у тебя уже переходит в паранойю…

Паша уезжает на три дня на областную конференцию эскулапов. Он становится передо мной на колени и нежно, благодарно целует меня в выпуклый живот. Обкладывает его ладонями: пупок, область солнечного сплетения.

Я мысленно сжимаю зубами невидимый предмет. Зубная эмаль скрипит и крошится на Пашину лысину. Ему слышится, что я произнесла сквозь зубы какое-то отрывистое слово.

– Ты что-то сказала?

– Ничего. Тебе показалось.

Паша, чистая душа, приникает губами к моему пузу, что-то шепчет своему Палычу. Мы уже знаем, что родится мальчик.

Мы вместе перелистали именник, и Паша по собственной инициативе выбрал нашему будущему сыну имя Арсений. Оно ему понравилось своей особенной, необыкновенной красотой и мужественностью. Екатерина Семёновна подвигала пятачком, будто что-то унюхала, но промолчала.

Паша стал твёрже, когда узнал, что скоро станет отцом. Екатерина Семёновна смягчилась, узнав, что скоро станет бабушкой. Вон даже паранойю и Арсения проглотила молча.

А я… Иногда я боюсь, что у меня, вопреки физиологии и здравому смыслу, родится золотоволосый голубоглазый ребёнок-гигант.

ЖЕНЩИНА В ЖУТКИХ РОЗОЧКАХ

Знаете, когда приходит старость? Когда на входных дверях прикрепляешь листок-напоминалку, который в панике кричит:

«КОШЕЛЁК! ГАЗ! ТЕЛЕФОН! КЛЮЧ! УТЮГ! БЕЗМОЗГЛАЯ СКЛЕРОТИЧКА!» Последнее не пишется, но подразумевается.