Женщина-VAMP

Настоящий мужчина должен был бы что-то с этим сделать. Но единственное, что можно в такой ситуации сделать, – это вооружиться гордостью и… уйти. Расстаться. Как там говорил Александр Дюма-сын своей возлюбленной Альфонсине Мари Дюплесси – той самой «даме с камелиями»? «Мадам, я недостаточно богат, чтобы любить вас так, как этого хочу я, и недостаточно беден, чтобы вы любили меня так, как этого хочется вам». Ну что-то в этом роде. Наверное, впрочем, это ложная гордость – жертвовать чувством из-за такой фигни, как неравенство – социальное или, как у нас, биологическое. Как говорят англичане – отрезать себе нос, чтобы наказать свое лицо… Но это все в любом случае праздные размышления. Нет у меня гордости – ни ложной, ни настоящей.

Я не могу от нее уйти. Потому что без нее я сразу сдохну, а я себе не враг. Я собой недоволен, это верно, но в тяге к саморазрушению не замечен.

Единственное место, где мне хорошо, где я чувствую себя живым – МОЕ место, – рядом с ней. И я буду рядом с ней – на любых условиях, даже в положении комнатной собачки. Ну и говорите на здоровье, что я слабак. Если уж я человек – значит, имею право на человеческие слабости.

Есть еще одна проблема – мне кажется, да нет, я уверен, что она многое от меня скрывает. Не рассказывает каких-то важных деталей из своей жизни. Бог знает, почему – наверное, пытается меня оградить от каких-то неведомых ужасов. Даже уже интересно, что это за ужасы такие? Гранта, что ли, спросить? Или Ванессу – когда они в следующий раз приедут? Наверное, лучше Ванессу – мне кажется, она охотнее пойдет на откровенность, воспользуется случаем попугать меня и разозлить Марину. Как я уже говорил, у нее своеобразное чувство юмора.

Но есть вещи, о которых мне никто, кроме Марины, не расскажет. А именно – о ее прошлой жизни. Она сказала мне, когда стала вампиром – в 1812 году. Ей было двадцать три. Значит, родилась в 1789-м – она старше Пушкина! Да, она сказала мне дату, но на этом откровения и закончились. Она не говорит о том, кто и как ее обратил и какой была ее жизнь до этого. И мне почему-то кажется… бестактным ее расспрашивать. Мне кажется, это что-то интимное. Да, наверное, так и есть – что может быть интимнее, чем такое вот перерождение?

Хотя другие рассказывают об этом более-менее легко: Грант, например, любит говорить о своем обращении, считает это интересным военным анекдотом. Но у него и правда все было довольно увлекательно и даже героично. Его клан ввязался в какую-то междоусобицу из-за кражи овец – этот вопрос, как я понимаю, в Шотландии испокон веков был животрепещущим. Но эта войнушка была необычная – по следам и приметам воины его клана поняли, что нападавших всего-то трое, но урон они наносили несоизмеримый со своей численностью. Так что на очередное сражение вышли лучшие – и впереди всех шел Грант, который был в деревне кем-то вроде вождя. Так и вижу его – огромного, плечистого, в грязно-коричневом килте, с рыжей бородой и гривой темно-русых волос, заплетенных в грубую косу. Они сражались отчаянно, и многие пали в битве – три воина, с которыми они сошлись, отличались какой-то нечеловеческой силой. И вот, в пылу сражения, Гранту повезло – один из его противников оказался прижат спиной к огромному валуну. И Гранту удалось поразить его мечом в сердце. На секунду противник опешил, а потом вдруг встрепенулся, как дикий зверь, и, вырвав из своей груди клинок, ринулся на Гранта – но вместо того, чтобы ударить мечом, рванул зубами его плечо – прокусил до крови. И Грант, разъяренный этим диким даже для дикой Шотландии действием, почувствовал прилив невероятной ярости и силы – и бросился на обидчика, снова и снова поражая его ударами клинка. Все было бесполезно – врага ничто не брало, после каждого удара он лишь улыбался, хотя кровь хлестала у него из многочисленных ран… Грант думает, что в какой-то момент он случайно хлебнул этой крови – в разгар битвы и не такое бывает. И после этого его судьба решилась… Он был укушен и сам выпил крови вампира – этого случайного глотка вполне хватало для обращения.