Женщина-вампир

И он громко, медленно и серьезно начал произносить текст смертного приговора тех стран, где должность палача возложена на слонов.

При первых же словах животное растопырило свои громадные уши. Оно стало искать глазами приговоренного и, видя его на коленях, отступило назад, как бы разглядывая его.

Его огромный черный хобот извивался, как змея.

Сэр Мориц стал говорить медленнее и отчетливо произнес заключительные слова приговора.

Тогда, среди всеобщего молчания, прерываемого только рыданиями преступника, пригвожденного к земле ужасом, и порывистым дыханием толпы, слон медленно поднял ногу.

Она продержалась несколько минут в воздухе и медленно опустилась на голову слуги, которая была мгновенно раздавлена.

Потом пробежал трепет при виде струи крови, брызнувшей из-под ноги животного.

Казалось, какое-либо адское божество вызвало из-под земли кровавый источник.

Бледный сэр Мориц обратился к теснившимся слугам и сказал:

— Человек, только что погибший, хотел продать нашу жизнь ценой этого кошелька. Если кто-нибудь из вас вздумает последовать его примеру, то пусть вспомнит слона-палача.

И он удалился вместе с Рожером в твердой решимости поступать точно так же, если кто-нибудь покусится на его жизнь или на еще более дорогую его сердцу жизнь Рожера.

IX С ОРУЖИЕМ В РУКАХ

— Знаете ли вы, сэр Мориц, — сказал после некоторого колебания сэр Эдвард, — что подобная затрава весьма серьезна!

— А знаете ли вы, сэр Броунли, что намерение дать нам неприрученных слонов для охоты на тигра, — измена также весьма серьезная.

— Конечно. Но лучше было бы поступить иначе. Ведь дело может дойти до Индийской Компании.

— Действительно, это очень возможно! — с иронией заметил Рожер.

— Боюсь, что наш бесценный друг навлек на себя большую неприятность, — вздыхая, сказал англичанин. — Он несколько увлекся гневом…

— Вы, сэр Эдвард Броунли, принимаете, кажется, слишком живое участие в судьбе тех, которые посягают на жизнь ваших друзей. А что бы сказали вы, если бы вам предложили самим этого слона?

— Вы все смеетесь, сэр Рожер. Моя природная чувствительность заставляет меня сожалеть о быстром мщении, исполненном над несчастным преступником.

— Я поступаю в своих владениях, как хочу, — сухо вмешался сэр Мориц, — и не принуждаю никого присутствовать при поступках, которых он одобряет.

Англичанин покраснел от досады, но не обратил внимания на этот вежливый отказ от дому и заговорил о другом.

Скоро все разошлись по своим делам.

Над уснувшей природой спустился роскошный вечер, весь сотканный из прохлады, благоуханий, неги и серебристого света луны.

Сэр Эдвард и Рожер молча курили сигары на веранде. Рожер был, видимо, поглощен какой-то мыслью.

Англичанин небрежно стряхивал пепел со своей сигары и старался завязать разговор.

— Так как охота на тигров отложена, — сказал он, — то я предлагаю вам осмотреть завтра капканы, расставленные мной в лесу.

Рожер собирался отвечать, как вдруг в тишине ночи раздался молодой, ясный голос.

Этот голос пел, на священном языке Индии, следующий строфы из античной поэмы Рамаяна:

«Остерегайся углубляться в чащу леса.
Под лесным сводом, под сплетенными лианами таятся враги, живущие мясом и кровью.
Остерегайся углубляться в чащу леса».

Рожер, знавший санскритский язык, был поражен смыслом этой песни. Сэр Эдвард ничего не понимал и повторил свой вопрос.

Голос продолжал:

«В тени благоуханных жасминов скрываются отвратительные змеи.
Огромные боа развертывают свои пятнистые кольца.
Их дыхание смертельно.
Смертельны их объятия.
Остерегайся углубляться в чащу леса».

Рожер наклонился из веранды. Взгляд его напряженно искал таинственного певца.

На темном фоне группы бананов ярко выделилась белая фигура.

То был молодой индус, почти ребенок. Его тело, образуя совершенство, было обвито кисейным шарфом; грациозная туника ниспадала до колен, оставляя на виду его тонкие нервные ноги, похожие на ноги Дианы-охотницы.

Его длинные черные волосы вились кудрями и падали на плечи.

Луч месяца осветил внезапно его лицо. Рожер затрепетал. Прелестное лицо певца было ему уже знакомо. Он видел его, когда лежал в гамаке.

Раздраженный упорным молчанием Рожера сэр Эдвард обратил свой гнев на певца, которого также увидел.

— Эй ты, печальная птица ночи, — крикнул он, — замолчишь ли ты когда-нибудь?

Певец продолжал: