Женщина во тьме

И виновата во всем буду я. С трудом проглатываю застрявший в горле горький комок.

– Я не могу, прости.

– Ничего. Ничего. Это же деньги твоей матери. И счет на твое имя. Тебе и решать, на что их тратить.

* * *

Патрик уходит. Он не хлопает дверью, но я вздрагиваю. В тихом щелчке замка слышу и боль, и досаду, и упрек – все, чем подпитывается мое чувство вины. Достаю проспекты туристических агентств, однако реклама увлекательных путешествий облегчения не приносит.

Включаю телефон, и на экране всплывает напоминание. Оно застает меня врасплох, от угрызений совести и тоски внутри все сжимается, чувствую острую боль в желудке. Облокачиваюсь о барную стойку, закрываю глаза, жду, когда отпустит. День рождения мамы – вот что за напоминание. Я забыла его удалить.

В прошлом году я не нашла времени ее навестить, однако телефон напомнил, что маму нужно поздравить, послать подарок и отследить его доставку. И почему я тогда не поехала? Теперь даже вспомнить не могу. Вечно находились глупые оправдания, чтобы отложить двухчасовую поездку на север.

А когда соседи нашли маму – перед тарелкой с заплесневевшей едой и через два дня после смерти, – все оправдания кончились. Угрызения совести и боль, поразившие меня в тот день, не отступили, не отступают… И я сломалась.

Нет. Хватит. Я обещала Патрику. Обещала себе. Хватит.

Снимаю постельное белье, кладу его в машину, запускаю стирку, вытираю стол на кухне и допиваю третью чашку кофе. Знаю, еще осталось полбутылки вина. Только одиннадцать, а меня уже тянет на алкоголь.

Бросаю в раковину тряпку и сажусь к столу. Господи, как я устала. Закрываю глаза и снова вижу темные очертания дома-убийцы и призрачный образ одинокой умирающей матери. Меня охватывает озноб. Стоп, хватит. С другой стороны, у мужа есть мечта, а я виновата, что отказываюсь от дома на берегу, на первой линии, где свежий морской ветер колышет шторы… Открытка из конечной точки нашего путешествия, вид из окна идеального дома. Только я сижу там ко всем спиной, смотрю на море и мечтаю куда-нибудь уплыть. Раньше, замечая, что мне грустно, Миа говорила: «Мам, ты опять не можешь найти себе места». Нет уж, в доме Патрика я его точно не найду.

Открываю глаза. Головная боль только усилилась. Поднимаюсь в ванную за болеутоляющим, вытряхиваю на ладонь две таблетки парацетамола, потом еще две и, запивая водой, глотаю все четыре. Ставлю пузырек обратно на полку, рядом со снотворным Патрика.

Год назад его начали мучить кошмары. Что в них было, он вспомнить не мог, но по ночам кричал и просыпался. Я пугалась, дети нервничали. Дошло до того, что Патрик боялся ложиться в постель. Тогда врач и прописал ему средство от бессонницы. Оно помогло, кошмары вскоре прекратились.

Знаю: парацетамол только притупляет боль. Единственное настоящее лекарство – это сон.

Такая тишина, что слышно тиканье часов на первом этаже. До прихода Миа еще есть время. Могу поспать несколько часов – унестись в страну моей мечты, на берег моря – бирюзового и прозрачного, – где можно босиком бродить по белому песку. А когда проснусь – головная боль пройдет.

Беру упаковку темазепама. На ней надпись: «Две таблетки перед отходом ко сну». Вытряхиваю две и, помедлив, добавляю еще одну. Последняя застревает в горле. Очень горькая. Залпом выпиваю воду. Сердце начинает бешено колотиться, иду в спальню.

Сажусь на край кровати. Бутылочка со снотворным дрожит в руке. Часы на первом этаже тикают все громче, а я все не сплю. У этих пилюль, наверное, истек срок годности, выпью еще одну. Высыпаю две, проглатываю, не запивая, и ложусь.

Закрываю глаза, пытаюсь представить мягкий белый песок, но вместо этого вижу каменистый берег и грозовое небо, какой-то дом с черными проемами окон; болтающуюся на ветру входную дверь и разорванную ленту полицейского ограждения. Мелькают огни, и я наконец проваливаюсь в сон. Открывается какая-то незнакомая дверь, появляется чья-то тень. Мне кажется, я ее уже видела, пытаюсь пробудиться, но меня засасывает еще глубже.

«Кто там?» – слышу сквозь сон, а тень все ближе и ближе. Она то расплывается, то обретает четкие контуры. «Тсс!» – долетает до меня тихий шепот, и мама… Мама гладит меня по голове, и боль стихает.

Это сон, только сон. Как я устала. Посплю час или два…

* * *

– Сара! Какого черта? Что ты натворила?

Кто-то меня будит, тормошит. Во рту, глубоко в горле, чьи-то пальцы. Слишком глубоко. Я давлюсь. Не могу дышать, пытаюсь избавиться от чужой руки, ничего не получается. Это Патрик. Он проталкивает пальцы все глубже – и неожиданно содержимое моего желудка фонтаном выплескивается наружу – на меня, на Патрика, на постель. Боже! Какой ужас, пытаюсь извиниться, а Патрик вытаскивает меня из кровати, ставит на ноги. Они не слушаются, идти я не могу. Тогда он волочет меня на себе, запихивает в ванну и включает душ. Он очень холодный – тело немеет, дыхание перехватывает. Пытаюсь вырваться, но Патрик не выпускает.

Слышу чей-то крик. Похоже, Миа.

– Вызывай «Скорую»! Вызывай «Скорую», черт возьми! – орет муж.