Женщина-Волшебство

Страх заразиться ВИЧ-инфекцией и гепатитом был настолько силен, что я для себя решила: уж лучше умереть от голода и холода, чем от этой холеры. Почти все заработанные деньги я потратила на сдачу анализов, с ужасом ожидая вердикта. За те три дня, что готовились результаты, я уже миллион раз успела похоронить себя, смирилась с бессмысленностью своей маленькой и короткой жизни и, как когда-то в школе, вновь начала обдумывать суицидальный план.

Анализы показали, что я абсолютно здорова. Я ехала в трамвае из лаборатории и не верила своему счастью, одновременно злясь на то, что все предыдущие дни потратила на пустую болтовню с самой собой.

Разобравшись с физическим аспектом, нужно было думать, как жить дальше. Вернувшись в квартиру матери как побитая собака, но не рассказав ей о случившемся, я занялась поиском других возможных вариантов работы и отдельного проживания. Жить с ней было невыносимо, и даже моё короткое исчезновение никак не пробудило в ней элементарных материнских чувств.

– Если ты не свалишь от меня в ближайшее время, я выпишу тебя из квартиры и выгоню сама! Здесь нет твоей доли! Ты не имеешь никакого права на эту жилплощадь и на проживание здесь! Ты – взрослая девица! Вперёд и с песней из родительского гнезда! У меня должен был родиться красивый мальчик! А родилась уродливая ты! Гадина!

Одновременно с этим меня накрыло колючим и дырявым одеялом стыда и осуждения. Мне казалось, что все вокруг знают, что я – проститутка, все меня презирают и на всем белом свете не найдётся ни одного человека, который будет способен полюбить такую, как я. Настало время, когда я не заслуживала человеческого отношения не только в глазах матери, но и в своих собственных глазах.

Одним из первых было желание броситься под поезд.

– Каренина смогла, и я смогу!

Но внутри меня было какое-то чувство, что так не должно произойти, что смерть не выход, что это будет не та пропасть, в которой почувствуешь ощущение полёта и эволюции. Это будет бегство и трусость. Уже в который раз я задавалась вопросом о самоубийстве и в который раз не могла решиться уйти из жизни.

Подставить железного друга, который регулярно и смиренно возит меня от одной станции к другой? Добавить сотрудникам лишнюю работу по отмыванию того, что от меня останется после мясорубки? Создать коллапс? У полиции и врачей и без меня работы достаточно. Некрасиво это всё и дурно пахнет.

Танцуй для себя! Только для себя, танцуй!

Был найден альтернативный вариант – танцевать.

Я позвонила. На том конце провода ответили утвердительно и назначили собеседование на этот же день. Я поехала в совершенно незнакомый мне район города. Весь путь на автобусе до необходимого пункта назначения я подпрыгивала от кочек и ям на дороге и своего внутреннего волнения. Я боялась, что меня не примут на работу, боялась, что автобус сломается, боялась пропустить нужную остановку, боялась потеряться, боялась маньяков, боялась своей непривлекательности, боялась своей наготы… боялась жизни!

Мне казалось, что дорога будет тянуться вечно, что, когда я приеду, вакансия перестанет существовать, а здание клуба рухнет под тяжестью веков.

Остановка. Мой выход.

Это была небольшая комната, в которой стояло несколько стульев, шкаф, стол и кожаное кресло. Ничего не привлекало взгляд, кроме сорокапятилетнего полноватого мужчины в кепке в должности арт-директора клуба. Его кепка с торчащей из-под неё во все стороны кудрявой шевелюрой позабавила меня. Было в кепке что-то настолько тинейджерское и несерьёзное, что придавало нелепость его внешнему виду, выглядело как желание подмолодиться или подражать какому-то известному режиссёру. Я нашла для себя тот штрих, который снизил градус моего напряжения.

Кепка немного переключила внимание, но ненадолго. Я старалась не показывать клубок своих переживаний, надев на себя искусственную маску уверенности и вуаль из лёгкой наглости и напористости.

Сначала он объяснил мне, в чём заключается суть работы.

– Нести секс в массы посредством танца, но без сексуального принуждения.

Всё просто и понятно.

– Раздевайся, мне нужно на тебя взглянуть.

Я не стала долго раздумывать. По телефону меня не предупредили о кастинге «до трусов», и если я была готова морально, то визуально не подготовилась вовсе.

Где-то между стульями, шкафом и столом стояла девушка в белых советских хлопчатобумажных тёплых трусах. Она пыталась эротично станцевать стриптиз в чёрных грязных демисезонных сапогах на плоской подошве. Это была пародия на эротику. Музыка, под которую пришлось выжимать из глубин себя чувственность и страсть, не обращая внимания на окружающее пространство и его атрибуты, была мне не по вкусу. Сознание растворилось, я не помню, что и какде-лала. Арт-директор сказал, что принимает меня в коллектив.