Костюмы жизни менялись в обратной перемотке. Мы посетили все эпохи за одну минуту, в конце оставшись с двумя фиговыми листочками.
– Да не может этого быть! Ты хочешь сказать, что Адам и Ева были на самом деле?
– Ты всё прекрасно видела. А теперь давай поговорим о тебе.
– О чём именно?
– Что ты здесь делаешь?
– Деньги зарабатываю.
– Как ты могла здесь оказаться? Ты всерьёз думаешь, что создана для этого ремесла?
– Так получилось.
– Так не должно было получится.
– Ты хочешь сказать, что я где-то совершила ошибку?
– Ты совершила ошибку, когда попала туда, где сейчас находишься.
– Всю свою жизнь я боялась сделать что-либо неправильно! И сейчас ты мне говоришь, что я сделала что-то непоправимое и невозможно ничего изменить?
– Всё возможно. Но ты не должна быть здесь.
– Отлично! Приехали! А где, по-твоему, я должна быть?
– А как ты думаешь? Ты ведь способна видеть несколько вперёд.
– Да ну тебя к чёрту! Я не хочу, я боюсь, я не смогу! И вообще, может быть, всё это – мои больные фантазии? Откуда мне знать наверняка?
– Фантазии или воображение? Прислушайся к интуиции. Вспомни. Неужели ты думаешь, что можешь ходить, вертеть задницей и безнаказанно раздавать себя направо и налево?
– А что мне ещё остается? И я не верчу задницей!
– Хорошо. Каждый из нас несёт ответственность за свои поступки. Взгляни!
Я осталась одна в закрытой наглухо комнате, напоминающей палату для душевнобольного человека. Прежде я никогда не была в психбольнице, но наверняка знала, что это именно тот интерьер. Всё было в серых тонах. Меня забетонировали в коробке вечности. Теперь я навсегда осталась с самой собой в одиночной камере: никогда из неё не выйду, не смогу ни с кем заговорить и больше не увижу маму. Вырвавшаяся наружу из глубины души детская чистая любовь заставила меня ощутить дикую тоску и желание простить мать за всё то, что она делала. Обиды стёрлись, я просто хотела к маме, какой бы она ни была: плохой или хорошей, здоровой или больной, живой или мёртвой.
– Мама! Мама! Мамочка! – закричала я.
Мой голос звучал так же, как звучал в детстве, мои ладони превратились в маленькие ладошки шестилетней девочки, я была ребёнком с давнишнего фото и оттуда – спустя столько лет – звала маму.
Я заплакала, и вместе с моими слезами неизвестно откуда комната начала заполнятся дымом. Когда я взглянула на свою правую руку, пылающую красным огнём, меня охватила паника. Махая рукой в надежде потушить её, я видела, как обугливается кожа, и чувствовала запах горящей плоти. Моё тело стало бесполезно. Я начала задыхаться от дыма.
В одночасье всё прекратилось, как только раздался звонок на мобильный телефон. Я судорожно схватила телефон, прекратила слёзы и ответила.
– Алло.
– Лана, у тебя всё в порядке?
– Мама, привет! Да, всё хорошо. А почему ты вдруг решила мне позвонить? Что-то случилось?
– Да нет. Но у тебя точно всё хорошо?
– Да. Я тебе позвоню попозже, хорошо? Пока!
Я положила трубку, озираясь по сторонам.
– Да кто ты, чёрт возьми, такой?!
– Он самый.
Он сидел на диване, шевеля рогами и мило помахивая чёрным тонким хвостом с красным наконечником. Я поняла, что мне конец.
– Что за шутки?!
Я ринулась к двери, но не могла сделать ни шагу за порог. Я не управляла своим собственным телом. Казалось, что, если я выйду за дверь, будет ещё хуже, чем здесь, рядом с тем, кто отвечает за человеческие грехи.
– Ну что? Продолжим? Я ещё не закончил. Куда же ты побежала?
Я боялась приблизится к нему, не зная, что от него ожидать. Я была голая, но не только физически, но и нравственно: от него было бессмысленно что-то скрывать.
Я крадучись подошла к нему ближе, придвинула к себе табурет и села.
– Чем наполнена твоя жизнь? – как гром прозвучал его вопрос.
– Ничем, – досадливо-стыдливо ответила я, засучив ножками, понурив голову и опустив глаза в пол. – Хотя нет, подожди-ка, как это ничем? – воспрянув с вызовом в голосе, продолжила я. – А как же деньги, которые я отправляю для помощи детям, животным? Это всё не в счёт?
Он ухмылялся.
– Этого мало? Ну да, что уж говорить, там были не миллионы… – на секунду замешкавшись, я приблизила руку ко рту и начала кусать ногти. – Нет… нет… подожди, дело не может быть в сумме, это неправда… Дело не в сумме… Этого не мало и не много, не в этом дело. А в чём же?!
Он молча продолжал безжалостно смотреть на меня.
– Это неискренне! Я тешу своё самолюбие? Это желание самоутверждения? Грязные помыслы? Верно? Да? Верно? Я хочу, чтобы все вокруг сказали, какая я хорошая и молодец, а я буду ходить и гарцевать павлином? И это я?
Я пыталась сторговаться с жизнью мнимой заботой, но это оказалось невозможно. Мне наглядно объяснили, что обманывать нехорошо, а пытаться купить то, что не продаётся, не имеет смысла, мне никто этого не продаст.
Щелчок. Я моргнула. Напротив меня сидел голый мужчина, лицо которого предварительно затёрли ластиком. Его голова была повёрнута в мою сторону. Он дрочил.
– Что? Что это? Я не хочу этого видеть! Это мерзко!