Женщинам не понять

На ощупь пробираюсь к себе и ставлю поднос на столик. Я уже представляю себе, что произойдет дальше и расстегиваю несколько крючков на платье. Снять его гораздо легче, чем надеть. Это уже полдела. Пока я путаюсь во всех этих тряпках, в районе моей кровати раздается какое-то шуршание. Это мешает мне по-быстрому снять корсет. Оставшись в одном бюстгальтере, я смеюсь от всей души, но про себя. Не буду снимать его — в отличие от всего прочего.

Тихонько подхожу к кровати. Свет с улицы едва освещает комнату, так как шторы плотно задернуты. Я откашливаюсь.

— Фло… — зову я ее вполголоса. — Вы здесь? Вам нехорошо?

— Да… — отвечает она, едва дыша. — Мне нужно было прилечь.

Я натыкаюсь на груду шмоток, и это позволяет мне определить, в каком костюме она решилась прилечь. Обычный гимнастический костюм, правда, после тренировки, когда настает время принять душ.

Вперед. Сомнения в сторону. У этой малышки Фло и вправду прелестные голубые глаза. Цвета сапфира — как я люблю.

Она, должно быть, растянулась на кровати, я смутно различаю белизну ее тела. Приближаюсь. Едва я подхожу, она тут же хватает меня за руку и валит на кровать.

Уф! Еще немного, и она прихватит меня так, что обман раскроется. Но пока еще все в порядке. Я обвиваю ее руки вокруг своей шеи. Сижу на кровати, спустив ноги на пол; она полулежит. Я прижимаюсь к ней, чтобы еще раз продемонстрировать накладные груди, раз уж ей так этого хочется…

— Снимите же его, — говорит она в нетерпении.

Я при этом едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Ее пальцы теребят застежку бюстгальтера, Раз, два… она стаскивает все сразу.

Нужно действовать. А то будет поздно. Я подбрасываю в воздух этот ненужный предмет, припадаю губами к ее губам и наваливаюсь на нее всем своим телом.

Все идет как надо, — похоже, она любит и мальчиков тоже. Она даже знает, что в таких случаях требуется делать.

V

С тех пор прошла целая неделя, и как-то раз я просыпаюсь прекрасным весенним утром, в самом разгаре июля — и это не так уж удивительно, как кажется на первый взгляд: весна — это еще и состояние души, весенний день вполне может иметь место круглый год. Меня ждет несколько писем. Откроем. В первом за смехотворно низкую плату предлагается курс психоанализа. Второе напоминает, что школа сыщиков в Вичите, Канзас, не имеет себе равных в мире. И третье — уведомление о помолвке. Кто же выходит замуж? — моя добрая подружка Гая… А счастливый избранник — некто Ричард Уолкотт.

Так-так. Я хватаю телефонную трубку. Она у себя.

— Алло? Гая? Это Фрэнк Дикон.

— О Фрэнк! — говорит она.

Она произносит только это, причем без всякого выражения.

— Ты выходишь замуж, Гая?

— Я… я все тебе объясню, Фрэнк, но не по телефону.

— Ладно, — соглашаюсь я. — Ты уже встала?

— Я… да… но…

— Я сейчас приеду. Ты мне объяснишь.

Не вижу причин, почему бы мне не заняться немного Гаей и ее замужеством, если так мне подсказывает мое сердце, а? Я всегда был уверен, что именно я найду ей мужа, этой Гае. Поэтому меня слегка задевает то, что я никогда ничего не слышал о вышеупомянутом Ричарде Уолкотте. В особенности же мне хочется посмотреть на его рожу. Если я позволю родителям Гаи самим заботиться о ее замужестве, это будет самым настоящим преступлением: им глубоко на это наплевать — и тому и другому; к тому же их никогда не бывает дома. А теперь вы должны отметить про себя скрытую пользу всех этих рассуждений: вы ничего не заметили, а я уже оделся.

А дальше все очень просто.

Я спускаюсь; машина, дорога, остановка, лестница:

— Здравствуй, Гая.

— Фрэнк, — произносит она.

Мы в ее спальне, обставленной с безумной простотой, столь дорогой для этой дорогой девочки, — белое с золотом и метр ковра на полу — метр толщины, заметьте.

— Кто этот Ричард Уолкотт? — спрашиваю я.

— Ты его не знаешь, Фрэнк.

Она сидит перед туалетным столиком на какой-то умопомрачительной штуковине из золоченых прутьев; на ней атласный халат кремового цвета — чудовищная безвкусица. Гая шлифует ногти вставленной в хромированную оправу шкуркой зебры. Это никому не причиняет вреда — ни ногтям, ни шкурке.

— И когда же ты меня с ним познакомишь? — спрашиваю я.

— Фрэнк, — говорит она, глядя мне прямо в глаза, — ну зачем тебе это?

Я тоже смотрю на нее, и она отводит глаза. Сегодня Гая выглядит неискренней. Кобылка, похоже, заупрямилась. Я подхожу.

— Дай мне руку, моя прелесть, — говорю я.

Я задираю рукав халата и целую ее руку как раз в том месте, где видны следы уколов. Затем опускаю рукав.

— Если ты его любишь, кошечка моя, — прекрасно, — говорю я, снова глядя ей прямо в зрачки. — Одевайся, заедем за Ричардом и пообедаем все вместе.

— Ты понимаешь… я… я и так уже договорилась пообедать с ним и с одним его приятелем…

— С его шафером, как я полагаю, — говорю я.

Она кивает.

— Ну что ж, замечательно, — говорю я еще раз. — Ты представишь меня как своего шафера, и мы славненько попируем вчетвером. Ну давай, быстро.

Я хватаю ее под мышки и ставлю на ноги, затем раскидываю по углам ее роскошное дезабилье. Вид у нее при этом явно обеспокоенный. Она вот-вот заплачет и во всем мне признается… но Гая берет себя в руки.