Женщинам не понять

— Можно попробовать. Рискуешь, правда, шкурой, но попробовать можно.

Барроу еще ничего не сказал. Это был высокий нескладный парень, худощавый и черноволосый, с протяжным выговором.

— Я не прочь, — сказал он.

— Так рискнем? — сказал Картер.

Кэллоуз взглянул на них.

— Парни, — сказал он, — вы рискуете своей шкурой, но если дело выгорит, вы получите повышение.

— Нельзя позволить проклятому нигеру залить кровью всю округу, — сказал Картер.

Кэллоуз ничего не ответил и посмотрел на часы.

— Сейчас ровно пять, — сказал он. — Вот уже десять минут, как позвонили. Он должен проехать здесь через пять минут… если проедет, — добавил он.

— Он убил двух девчонок, — сказал Картер.

— И парня с бензоколонки, — добавил Барроу. Он поправил кобуру с кольтом, которая била ему по ляжке, и направился к двери.

— За ним уже гонятся, — сказал Кэллоуз. — По последним данным, они сидят у него на хвосте. Одна машипа-супер только что вышла, и ждут другую.

— Будет лучше, если мы тронемся сейчас, — скажи Картер. — Сядешь позади меня, — добавил он Барроу. — Возьмем один мотоцикл.

— Это не по правилам, — возразил сержант.

— Барроу умеет стрелять, — сказал Картер. — Одному нельзя одновременно вести и стрелять.

— Ну, выпутывайтесь, как знаете! — сказал Кэллоуз. — Лично я умываю руки.

Барроу сидел задом наперед, спиной к спине Картера, привязанный к нему кожаными ремнями. Инди резко взял с места, и Картера подбросило кверху.

— Притормози, как только выедем за черту города, — сказал Барроу.

— Все же это не по правилам, — снова процедил сквозь зубы Кэллоуз и задумчиво посмотрел вслед мотоциклу.

Он пожал плечами и вернулся на пост. Но почти сразу же выскочил обратно и увидел, как исчез вдали кузов большого белого бьюика, пронесшегося мимо с оглушительным ревом моторов. А затей раздался вой сирены, и мимо него промчалось четыре мотоцикла — итак, их было четыре — и почти сразу за ними машина.

— Проклятая дорога! — пробормотал Кэллоуз.

На этот раз он остался снаружи.

Он слушал, как постепенно удаляется вой сирен.

XXIII

Ли бредил. Его правая рука нервно перемещалась по ободу руля, в то время как он всем своим весом давил на акселератор. Глаза его налились кровью, по лицу тек пот, белокурые волосы слиплись от испарины и пыли. Прислушавшись, он расслышал где-то позади вой сирен, но дорога была слишком плохой, чтобы по нему попытались стрелять. Прямо перед собой он заметил мотоцикл и взял влево, чтобы пойти на обгон, но мотоцикл сохранил прежнюю дистанцию и вдруг что-то ударило в лобовое стекло, и мелкие трещины расползлись от центра к краям, а в лицо ему посыпались стеклянные осколки, крошечные кусочки кубической формы. Мотоцикл казался почти неподвижным по отношению к бьюику, и Барроу целился так же старательно, как у стойки тира. Ли заметил вспышки второго и третьего выстрелов, но пули ка этот ран прошли мимо. Теперь он старался ехать зигзагами, пытаясь уклониться от выстрелов, но ветровое стекло пулей прошило еще раз, совсем близко от его лица. Он чувствовал теперь, как сильная струя воздуха врывается сквозь аккуратную круглую дыру, проделанную медной косточкой, которую выплюнула игрушка сорок пятого калибра.

А потом ему показалось, что бьюик прибавил скорость, так как мотоцикл заметно приблизился, но вдруг он понял, что наоборот, это Картер сбросил обороты. По его губам скользнула едва заметная улыбка, и он немного ослабил давление на педаль. Между ними теперь оставалось только двадцать метров, пятнадцать, десять — и Ли снова до предела выжал газ. Совсем рядом он увидел лицо Барроу и подпрыгнул от удара пули, которая прошила ему правое плечо; стискивая зубы, чтобы не выпустить руль, он все же обогнал мотоцикл; оказавшись впереди, он больше ничем не рисковал.

Дорога сделала неожиданный поворот и снова пошла прямо. Картер и Барроу продолжали висеть у него на хвосте. Теперь, несмотря на первоклассную подвеску, своими израненными членами он чувствовал даже малейшую выбоину на дороге. Он взглянул в зеркало заднего вида. Кроме этих двоих, на дороге никого не было. Он увидел еще, как Картер затормозил и встал на обочине, чтобы Барроу пересел лицом вперед, прежняя позиция больше не имела смысла.