Женщины Девятой улицы. Том 1

Дело в том, что после бомбежки Герники в 1937 г. к нью-йоркским художникам напрямую обратился сам Пабло Пикассо. Он позвонил в Конгресс американских художников из Швейцарии в декабре этого года. Пикассо сказал, что очень хотел принять участие в конгрессе, но не смог. Нацисты от имени Франко разбомбили музей Прадо в Мадриде, и теперь великий художник занят тем, что пристраивает его бесценную коллекцию на временное хранение. Но Пикассо шлет нью-йоркским художникам привет и намерен сделать следующее сообщение:

Сегодня хочу напомнить: я всегда верил и верю до сих пор в то, что художники, которые живут и работают в соответствии с духовными ценностями, не могут и не должны оставаться равнодушными к конфликту, ставящему под угрозу высшие ценности человечества и цивилизации[201].

Получалось, что нью-йоркские музеи, коллекционеры и критики еще не определились в своем отношении к американским художникам, работавшим в той же самой среде, а Пабло Пикассо уже их признал. Эта высокая оценка и демонстрация солидарности с нью-йоркскими художниками и скульпторами резко подняли дух, царивший в мастерских от Восьмой до Четвертой авеню, равно как в каждом баре и кафе в Гринвич-Виллидж. А полгода спустя в литературно-политический ежеквартальный журнал Partisan Review, чьи редакторы вращались в среде художников из Нижнего Манхэттена, пришло письмо от Льва Троцкого. Еще один человек, почитаемый Ли и ее друзьями, описывал ту важную роль, которую они как художники играли в разваливавшемся на куски мире. Его письмо называлось «Искусство и революция». В нем Троцкий предостерегал американских художников, чтобы они не поддерживали сталинский Советский Союз, как многие члены коммунистической партии в Союзе художников. Троцкий обвинил эту партию в защите и поддержке такого направления в искусстве, как соцреализм. Его представители в циничных пропагандистских целях изображают «события, никогда не имевшие места». А еще, по словам Троцкого, художники не должны служить американским капиталистам и «загнивающему буржуазному обществу». По его мнению, человек искусства обязан работать ради удовлетворения только одного хозяина и покровителя – самого себя. Троцкий писал:

Искусство, культура, политика нуждаются в новой перспективе. Без этого человечество не двинется вперед. Но никогда еще перспектива не была столь грозной и катастрофической, как ныне. ‹…› Перед лицом надвигающейся полосы войн и революций всем придется давать ответ: не только простым смертным, но и философам, поэтам, художникам, как и простым смертным. ‹…›

Искусство может стать великим союзником революции лишь постольку, поскольку оно останется верно самому себе[202],[203].

Привыкшие общаться в основном друг с другом, нью-йоркские художники вдруг оказались вовлечены в намного более широкий диалог. Нью-Йорк не был, как с горечью думали многие из них, культурным захолустьем. И его не населяли провинциальные мазилы, которые не могли и мечтать о том, чтобы их когда-либо приняли в свои ряды легендарные коллеги из Европы. Внезапно нью-йоркские художники оказались достаточно важными и значимыми, чтобы привлечь внимание самих Пабло Пикассо и Льва Троцкого! Мастера из Нижнего Манхэттена начали рассматривать «искусство как способ спасения цивилизации, – рассказывала потом Дори Эштон. – Не политизированное искусство, а духовное, то есть апеллирующее к человеческому духу»[204]. На передней стороне обложки номера Partisan Review за август – сентябрь 1938 г., где была опубликована вышеупомянутая статья Троцкого, Ли написала свое настоящее имя – Ленор Красснер, официально вставая под его знамена. От этих убеждений художница не отказалась до конца своей жизни. Через долгие 50 лет, в день ее смерти, этот номер журнала по-прежнему стоял на ее книжной полке[205].