Женщины Девятой улицы. Том 2

В отчаянии Ли нанесла визит Сидни Дженису[1503]. Девятью годами ранее она познакомила его с Поллоком. Тогда Краснер пыталась убедить Сидни включить Джексона в число участников передвижной выставки и в книгу, которую галерист готовил к изданию и в которой упоминалась она сама. Теперь, несколько шедевров Поллока спустя, Ли пришла к нему опять, чтобы попросить дать Джексону еще один шанс.

— Ты же знаешь, что Джексон больше не с Бетти и он ищет для себя другую галерею, — сказала она.

— Что же, ты пришла в нужное место, — заявил Дженис и тут же выразил некоторые сомнения: — Только вот я хочу спросить тебя, Ли. Ведь Джексон в последнее время выставлялся в каждом ноябре. Не думаешь ли ты, что его работы уже получили максимальное внимание публики? Не будет ли уменьшаться интерес к Поллоку с каждой новой выставкой?

— Мы еще и тысячной доли этого интереса не исчерпали, — ответила она с полной уверенностью[1504].

В итоге Джексон подписал контракт с Дженисом, который выставлял также наследие Горки и работы Билла де Кунинга. Это был клуб настоящих «профи», и Поллок хотел присоединиться к нему[1505].

Выставочное пространство Сидни Джениса находилось в одном здании и на одном этаже с галереей Бетти Парсонс. Женщина наблюдала за тем, как художник, которого она пятью годами ранее, по сути, спасла, уходил от нее к бизнесмену от искусства[1506]. Это разбило ей сердце. Почти сразу Бетти сообщила Ли, что более не намерена выставлять ее в своей галерее. «Это не имеет никакого отношения к твоей живописи, — сказала она Краснер. — Я по-прежнему очень уважаю тебя как художника, но не могу смотреть на тебя и не думать о Джексоне, а эта ассоциация мне тут совсем не нужна»[1507]. Ли ушла от Бетти, потрясенная до глубины души. Ей самым жестоким образом напомнили о том, что она не независимый художник, а всего лишь миссис Джексон Поллок, и что его профессиональная судьба в огромной мере определяет ее успех. Отказ Бетти, последовавший вскоре после провальной первой выставки Ли предыдущей осенью, имел поистине разрушительные последствия. Весной 1952 г. Ли закрыла двери своей мастерской и не заходила туда аж до следующего года[1508].

Учитывая столь удручающие обстоятельства, бурные летние гуляния в Ист-Хэмптоне, сосредоточенные вокруг дома Кастелли, стали для Ли настоящей пыткой. Все выглядело так, будто ненавистный ей «Кедровый бар» перебрался к ним на Лонг-Айленд. Джексон постоянно отвлекался от работы и уходил пить с «ребятами». Причем теперь ему для этого даже не требовалось никуда ехать. По соседству с Поллоками купил дом Конрад Марка-Релли, который до прибытия в Спрингс не был знаком с Джексоном, но давно дружил с Элен и Биллом[1509]. После этого движение художников вверх и вниз по Файерплейс-роуд превратилось в стабильный окутанный парами алкоголя поток. По мере того как лето все больше вступало в свои права, вечеринки на этом маршруте становились все более масштабными и разгульными.

Дом Боба Мазервелла — куонсетский ангар[1510], спроектированный французским архитектором и невероятно раздражавший постоянных жителей поселка, — находился недалеко от «Ручьев» и через дорогу от коттеджа Кастелли. Однажды вечером Мазервелл и его вторая жена Бетти Литтл, а также Билл и Элен были на вечеринке у Лео. В один «прекрасный» момент Мазервелл заметил, что пьяный Джексон вот-вот взорвется. «Я вообще-то не трус, я был готов нанести ответный удар, если бы он меня стукнул. Но мне совсем не хотелось находиться с ним рядом», — рассказывал потом Боб[1511]. В итоге Мазервеллы уехали с вечеринки раньше времени в кабриолете Боба, который он обычно парковал на ночь на своей круговой подъездной дороге.

А когда мы уже готовились ко сну, я вдруг подумал: «А ведь не исключено, что этот придурок Поллок опять пьяным сядет за руль своего “Форда”, помчится по круговой дорожке и, ничего не видя, врежется в мой прекрасный кабриолет». И я, как был, в шортах, а это очень непохоже на меня, пассивного, очень ленивого человека, вышел и переставил свою машину за угол дома. А потом, когда я уже ложился в постель, раздалось «Вжих!» Это Поллок носился на автомобиле по подъездной дорожке. Стой мой кабриолет там, остались бы одни обломки. Плакали бы мои накопления за — точно не знаю — пять лет, а Поллок на следующий день извинялся бы[1512].