Женщины Девятой улицы. Том 2

Живопись — это не о реальности. Это о жизни.

Элизабет Мюррей[893]

В 1945 году, вскоре после окончания войны в Европе, Джоан собрала чемоданы для поездки поездом в Мексику[894]. Мама отправляла ее в путешествие с пожеланиями доброго пути и… с условием-взяткой. Мэрион сказала Джоан, которой стукнуло на тот момент 20, что если она вернется в Чикаго, не заразившись сифилисом и не забеременев, она даст ей почитать «эту “грязную” книжку — “Любовник леди Чаттерлей”»[895]. А Джимми, прежде чем с огромным недовольством попрощаться с дочерью (он был против поездки), нагрузил Джоан настоящей аптекой; это был целый вещевой мешок, набитый лекарствами, бинтами и очищенной водой.

Джоан и ее ровесница подружка-компаньонка Зинаида Гурьевна Буякович-Полонски-Омалев (среди своих просто Зука) брали с собой также мольберты, краски и скипидар. «Мы тогда много путешествовали», — вспоминала Зука, и эту оценку можно смело назвать преуменьшением. С огромным багажом, одетые в юбки, гольфы и двухцветные кожаные туфли девушки погрузились в поезд и отправились в путь. Им предстояла двухдневная поездка до Мексики через среднезападные равнины и юго-западную пустыню. Тяжелое путешествие не давало никаких гарантий получить комфорт и по достижении конечного пункта[896]. Джоан, однако, не роптала — ей очень нравилось путешествовать с Зукой.

Джоан и Зука познакомились летом в Оксбоу. Родители Зуки бежали из России во время Октябрьской революции и обосновались в Голливуде. Ее отец устроился в кино статистом, а со временем основал русскую театральную компанию. Зука стала учиться в Университете Южной Калифорнии на первой в стране кафедре изящных искусств. Однажды встреченный учитель из Чикаго рассказал девушке о школе Оксбоу. И Зука решила туда поехать. Даже в самом конце своей длинной жизни, почти семьдесят лет спустя, она отлично помнила, как впервые увидела Джоан на уроке рисования.

Мы окинули друг друга оценивающими взглядами, потому что были одного возраста. Каждая хотела понять, достаточно ли хороша другая, чтобы с ней заговорить. И обе решили, что вполне. Потом, после урока, она предложила сходить искупаться… А потом она выходит в своем темно-сером купальном костюме, а тут я, этакая дамочка из Голливуда… На мне голубой раздельный купальник… И мы пошли в воду. Она проплыла, не знаю сколько ярдов, идеальным стилем. Я тоже вошла в воду, я, конечно, умела плавать, но не то чтобы слишком старалась кого-то впечатлить. А она… она вела себя так, словно участвовала в заплыве на важных соревнованиях или что-то в этом роде. Никакого баловства. То купание стало началом нашей дружбы[897].

Джоан была очарована новой подругой. «Я практически выросла в театре, — рассказывала Зука, — и именно это привлекло во мне Джоан, моя русская сторона… Я умела петь русские песни и танцевать, и… я была смешной и веселой». Митчеллы показались Зуке на редкость изысканным семейством. Даже шокирующий язык, которым пользовались Джоан и ее сестра, напоминал Зуке о британском высшем сословии; он казался ей признаком аристократизма, выказываемого существами настолько возвышенными, что они могут говорить что угодно и как угодно, будучи совершенно уверенными в том, что это ничуть не умалит их статуса и положения. «А еще они пили. Нам было сколько?.. Двадцать, девятнадцать, восемнадцать, точно не помню, но каждый вечер перед ужином нам наливали сухого мартини, по два сухих мартини, — вспоминала Зука о том, как гостила в доме Джоан. — Каждый раз, когда я попадала в эту прекрасную квартиру с видом на озеро, я была совершенно на ушах»[898].

Особенно наглядно пропасть между ее воспитанием и воспитанием Джоан иллюстрирует одна история, рассказанная Зукой. Когда отец Джоан учил дочь верховой езде, он велел ей держать под мышками журналы, чтобы локти крепко прижимались к бокам, и она, сидя в седле, выглядела крепкой и непоколебимой. А когда отец Зуки учил дочь ездить на лошади, он велел ей держать в левой руке повод, а правая должна была быть свободна — чтобы держать саблю[899]. И вот теперь эта дикая дочь русских степей и максимально сдержанное дитя американского высшего общества стали лучшими подружками[900].