В феврале у нее состоялась персональная выставка сразу на двух этажах галереи Марты Джексон; выставлялись работы, созданные Ли Краснер уже после смерти Поллока. Во введении к каталогу Боб Фридман написал: «Ли Краснер совершила в жизни три славные, героические и временно невыгодные “ошибки”». Далее он перечислял: она вышла замуж за Поллока, и этот брак потребовал от нее большой жертвы; она никогда не «просила для себя поблажек из-за того, что она женщина» и настаивала, чтобы ее всегда оценивали только как художника; она слишком рано появилась на этой сцене. Он писал, что Ли стала частью нового «потерянного поколения» художников в сорок с лишним лет, «а это позиция, которой, с точки зрения популярной прессы, не хватает драмы и новизны. Несмотря на то что Ли Краснер умеет писать и делать коллажи не хуже своих младших коллег, она не является “новостью” в том смысле, в каком таковыми считаются они. Она ведь делала это и до них»[671]
.Фридман отмечал также, что абсолютно все работы, выставленные в галерее Марты Джексон, созданы художницей «за последние полтора года, в период глубочайшей горести, вызванной внезапной и шокирующей смертью мужа»[672]
. Нужно признать, именно Поллок и его гибель послужили первоначальной приманкой, привлекшей прессу и посетителей на выставку Ли. Журналисты и репортеры из изданий, не связанных с искусством, шли на выставку скорее как вуайеристы, чтобы увидеть, как Ли справляется без Джексона, а критики из искусствоведческих журналов делали все возможное, чтобы привязать свою интерпретацию ее творчества к Поллоку. Создавалось впечатление, будто каждый из них видел в ее работах то, что хотел увидеть.Так, например, серия картин «Зелень Земли» была наполнена цветом и жизнью, но Time описывал их как «мрачные серо-черные полотна», которые, «кажется, посвящены исключительно теме смерти». ArtNews по каким-то совершенно непостижимым причинам обнаружил в ее чувственных водоворотах и образах, базирующихся на эротической природе женщины, «мотивы Поллока»[673]
. А New York Times, напротив, поражала «бравада» художницы[674]. Впрочем, Ли не имела ничего против подобной противоречивости. Ее обидело бы только молчание, но выставка в том году породила весьма оживленную дискуссию. Ли отпраздновала ее открытие шумной вечеринкой в «Файв спот»[675].Среди тех, кто внимательно наблюдал за Ли после смерти Джексона (хоть и с почтительного расстояния, дабы не навлечь на себя гнев гордой женщины), были Фридман и Оссорио. Оба мужчины купили работы Ли (Оссорио приобрел полотно «Пророчество»), и оба очень поддерживали ее после смерти мужа[676]
. В 1958 году Фридман дал Ли мощный импульс, предложив ей самый масштабный проект за всю ее карьеру.Семье Фридмана принадлежало новое 30-этажное здание по адресу: Бродвей, 2, и он поручил Ли сделать два мозаичных панно для оформления фасада. Одно из них должно было быть длиной более 25 метров[677]
. В этом проекте, по сути, объединились два важнейших творческих эпизода из прошлого Ли: мозаичные столы, которые она создавала после переезда в Спрингс, и настенная живопись, которой она занималась когда-то в рамках федерального художественного проекта.В далеком 1941 году ей поручили разработать дизайн настенной росписи и самой выполнить эту работу, но ничего не вышло, так как все ресурсы страны были перенаправлены на военные нужды. И вот теперь проект Фридмана предоставил ей возможность наконец-то реализовать те задумки, причем не в интерьере радиостудии, а в экстерьере, снаружи здания, и в той части города, в которой их гарантированно будут каждый день видеть люди из самых разных слоев общества. Ли представился шанс оставить свой след на великом холсте, которым служил сам Манхэттен.
Шарлотта Парк говорила: «Ли была сильной женщиной и личностью и до, и после Поллока, но не во время жизни с ним». К 1958 году она, казалось, прошла весь цикл и вернулась к себе в том виде, в каком она была до встречи с Джексоном. Она снова была силой в мире искусства, она участвовала в реализации значимого для общества проекта, и ее пригласили представить свою работу на международной художественной выставке в Японии[678]
. А еще она опять активно общалась с коллегами в дешевых пивнушках в Даунтауне, как это бывало в эру «Джамбл-шопа».«Кедровый бар» Ли ненавидела и зашла в него только однажды – в декабре 1956 года, на поминки Поллока. Все время она просидела в нехарактерном для себя молчании, пока все вокруг кричали о ее мертвом супруге[679]
. Но «Файв спот» она, будучи фанатом джаза, любила и часто ходила туда в компании Клема, Дженни и даже Билла де Кунинга.