Женщины Древнего Рима

Самая сильная из его эмоций была привязанность к своему камню; он, вероятно, искренне верил, что, привезя в Рим солнечного бога, сделал городу величайший подарок. В Риме начали строить храмы в честь солнечного бога Элагабала, самый большой и самый важный был на Палатине. В этот храм император хотел перенести священный предмет, которому поклонялись римляне, – палладий[21]. Была отпразднована свадьба Элагабала и карфагенской богини Юноны Целесты, статую которой привезли в Рим специально для этого. Император считался «верховным жрецом» и искренне полагал, что этот пост дает ему право жениться на посвященной богине женщине. Он избавился от своей первой жены и вступил в брак с весталкой Аквилией Северой. Трудно сказать, сильно ли он оскорбил римлян, хотя, вне всякого сомнения, стремился польстить им, а вовсе не обидеть их богов. Он имел смелость сказать: «Я сделал это для того, чтобы от меня, верховного жреца, у нее, верховной жрицы, родились богоподобные дети». «Его нужно было высечь на форуме, – отмечает Кассий Дион, – ибо так, по традиции, наказывали тех, кто лишал невинности весталок».

Культ бога солнца был необычным, оргиастическим и поначалу понравился римлянам, как красочный и совершенно новый карнавал. Раз в год, в день летнего солнцестояния, черный камень провозили по улицам Рима, от Палатина до храма этого бога за стенами города. Его везли шесть лошадей, которые были запряжены в повозку, а император бежал или шел перед ним спиной вперед, чтобы, не отрывая глаз, любоваться великолепием святыни. Чтобы он не упал, улицы посыпали золотой пылью.

Своим женщинам, которые вместе с Ганном и Комазоном вознесли его на эту головокружительную и опасную высоту, он на публике демонстрировал величайшее почтение и уважение. С самого начала правления он отдал дань своей тетке Юлии, которая была причислена к лику богинь, как и его «отец» Каракалла. Его мать удостоилась таких почестей, о которых могли мечтать лишь Ливия и Агриппина, но которых не удостаивалась еще ни одна женщина. Вскоре после своего восшествия он ввел ее в сенат; ей было выделено официальное место рядом с консулами. Она имела право ставить свои подписи под указами, словно была полноправным членом сената. И вероятно, она не раз этим правом пользовалась.

С самого начала правления Элагабала Юлия Меса и Соэмия получили право на свою монету; это право они сохранили до конца его правления. Обе носили титул Августа. Три его жены, во время своего короткого замужества, тоже имели право на монеты. В пышных речах Юлию Соэмию называли Мать Августа и Мать армии, а Юлию Месу – Мать армии и сената.

Император считал – или, скорее, бабушка убедила его в этом, – что, наряду с мужским сенатом, должен быть и женский. Такой орган был создан; он собирался на Квиринале. Единственным и, вероятно, довольно полезным его достижением была разработка сложных правил этикета для женщин: «Какие одежды женщина могла носить в обществе; кто имеет превосходство и над кем; какая женщина должна подходить первой и целовать другую, кому полагается ездить на колеснице, а кому – на лошади, вьючном животном или осле; кому полагается ездить в повозках, запряженных мулами или быками; кто может пользоваться носилками, и чьи носилки должны быть кожаными, или из кости, или украшены слоновой костью или серебром, и, наконец, кому разрешается носить золото и драгоценные камни на обуви».

Вполне возможно, сенат жриц устраивал свои собрания, и, хотя «женский парламент» после смерти Элагабала был упразднен, позже его возродил император Аврелиан, а быть может, и кто-то другой.