Он взял ее за руку, проверил пульс, внимательно осмотрел большую ссадину на лбу и, казалось, успокоился. Ему доводилось видеть, как люди приходят в себя и после более тяжких падений. Он убеждал себя, что она просто потеряла сознание, но, чтобы быть вполне уверенным, начал освобождать ее от промокшей насквозь одежды, действуя с поразительной для такого крупного мужчины ловкостью и деликатностью.
Кало ухаживал за этим великолепным и теперь уже совершенно нагим телом с профессиональным безразличием врача: тщательно и досуха вытер его нагретыми у очага полотенцами, бережно массируя, чтобы восстановить кровообращение. Потом укрыл сверху овечьими шкурами и, разложив ее мокрую одежду сушиться на лавке у камина, в котором уже вовсю пылали дрова, сам разделся, стоя у огня.
Впервые Аннализа видела его обнаженным, и вид этого сильного, мощного тела, с грудью и ногами, покрытыми порослью светлых шелковистых волос, золотившихся, как мед, в отсветах огня из камина, заставил ее вновь поверить в мечты, казалось бы, давно развеянные жестокой действительностью.
– Кало, – позвала она шепотом. Лицо ее пылало, кровь молоточками стучала в висках. Она приподнялась на лежанке, опираясь на локоть и простирая к нему другую руку. Все, чего она хотела, чего так давно ждала, было сейчас перед ней.
Он торопливо схватил полотенце и обернул его вокруг бедер. Потом присел рядом с ней на широкой постели из теплых и мягких овечьих шкур. Блики огня играли на его обнаженных плечах.
– Как ты? – Он улыбнулся, как никогда не улыбался раньше: как отец, как брат, как нежный любовник.
– Хорошо, Кало. Но я не понимаю, где я и что мы здесь делаем, – сказала она, улыбаясь. В ее лжи была большая доля правды.
– Ты упала с лошади, – объяснил он, – но теперь уже все прошло.
– Где мы? – снова спросила Аннализа.
– У меня в сторожке. Час назад о ней никто, кроме меня, не знал.
– Жозетт? – продолжала она, чтобы ее обморок выглядел более правдоподобно. – Где Жозетт?
– Под навесом вместе с Морелло, – сообщил он с радостной улыбкой.
– Подходящая компания, – лукаво заметила она.
– Как ты себя чувствуешь? У тебя ничего не болит? – Его большие голубые глаза светились счастьем.
– Никогда в жизни не чувствовала себя лучше. – Аннализа высвободила обнаженную руку из-под теплых шкур и ласково провела пальцами по его лицу. – А вот ты, по-моему, еще весь мокрый.
– Я сейчас оденусь, – сказал он, уходя от прямого ответа. – Надо выйти наружу, обтереть лошадей, а то они заболеют.
Он сделал движение, собираясь встать, но она с решительной нежностью удержала его.
– Они сильные, – принялась она упрашивать, – им хорошо вместе, и они могут подождать. А вот я не могу. Не могу больше ждать, – в ее голосе звучала мольба, которой он не в силах был противиться.
Она нежно привлекла его к себе, сняла полотенце, вытерла его лицо, волосы и плечи, потом принялась целовать его в губы, в грудь, спустилась к паху, ласково касаясь его тела мягкими губами. Она исходила любовной росой, а дождь за окнами хлестал не переставая. Загнанный в свою нору, теплую и наполненную запахами их тел, Кало больше не мог противиться чарам Аннализы, не мог прогнать ее и принял все, что она ему предлагала.
Она поднялась над ним и оседлала его, как всадница, вобрав в себя грандиозный пенис, радостно смеясь и плача от счастья, лаская его и шепча слова любви.
То, что она уже считала невозможным, вдруг стало реальным. Доселе неизведанное чувство блаженства овладело ею, в ее мозгу вспыхнули мириады искр. Разгоряченная, вся влажная, наконец-то счастливая, она открыла свой собственный рай.
Дождь кончился, на тайное убежище Кало опустилась ночь. Огонь в камине угасал, на ложе углей осталось одно, последнее полено.
– Я совершила страшную ошибку, – говорила Аннализа. – Вышла замуж за Филипа, хотя должна была принадлежать только тебе.
– Ты сделала свой выбор, – ответил он без упрека. Он крепко прижимал ее к себе, Аннализа лежала, опустив голову ему на грудь, впервые в жизни чувствуя себя счастливой, удовлетворенной, став наконец настоящей женщиной.
– Ошибку можно исправить, – возразила она.
– Ты совершила ошибку сегодня со мной, Аннализа, – его голос был печален и суров. – Мы с тобой никогда не сможем быть счастливы.
– Я уже счастлива, – она нашла его губы и поцеловала его.
– Нам пришлось бы все время прятаться и притворяться. Если бы эта история вышла наружу, для тебя это было бы позором. – Кало хорошо знал свой мир и живущих в нем людей.
– А для тебя? – Она все еще надеялась его переубедить, соединить его судьбу со своей.
– Я ничего не значу. – Он был готов на любые жертвы, лишь бы ей не навредить.
– Но ты – это все, что у меня есть. – Она прижималась к нему, ища у него спасения и надежды.
– Я не должен был доводить тебя до этого, но теперь уже ничего не исправить. – Кало терпеть не мог бесполезных сожалений.
– Я сама этого хотела, – живо возразила Аннализа. – Ты тут ни при чем. Ведь это я пришла к тебе. Я сама пришла за этим, понимаешь?
– Я мужчина, Аннализа.
Она знала, что означает это утверждение, но решила сыграть в неведение.