Женщины французского капитана

Особнячок, судя по обстановке, принадлежал ранее человеку среднего достатка; и все же меблировка казалась немного странной, не такой, как в Европе, хотя русские пытались следовать европейским традициям, а некоторые знали французский и немецкий языки лучше, чем родной. Тем не менее сразу становилось ясно, что это гостиная не в Париже, не в Лондоне и не в Вене, даже, если сравнивать, не в Марселе – это была истинно русская гостиная в Евпатории. И мадам де Кормье, урожденная француженка, с ее легкими локонами и голубым платьем, казалась здесь такой же чужой, как и человек во французской военной форме. Гостиная будто выталкивала их из себя, вожделея возвращения старых хозяев.

Инесс уселась, указала виконту на кресло напротив и набросила на плечи шаль.

– Такая ужасная погода сегодня! Не находите?

Пока Жози могла им помешать, следовало говорить о погоде.

– Да, мадам. Ужасная. Я слышал в штабе, что высадка затруднена из-за погодных условий. Четвертая дивизия, что высаживается сегодня, испытывает трудности.

– Бедные солдаты, – покачала головой Инесс. – И мой муж где-то там, – добавила она тише. – Жан всегда любит быть вместе со своими людьми, вдохновляя их собственным примером. Это ли не доблесть?

– Истинная доблесть, мадам.

Если она тоже была любовницей капитана де Эмона, то у нее хотя бы не возникало опасности выдать себя, назвав нечаянно мужа именем любовника.

– Вас прислал с поручением полковник де Дюкетт? – полюбопытствовала госпожа де Кормье. – Или вы просто заглянули, чтобы получше познакомиться? Как бы там ни было, я рада. Сейчас все очень заняты, и никому нет дела до того, чтобы просто поговорить. Но я не жалуюсь, не подумайте! – она нежно улыбнулась. – Ведь идет война. Мужчины должны выполнять свое дело.

– Почему же вы не остались в Париже? – полюбопытствовал виконт. – Ведь там вы не скучали бы.

– Конечно, скучала бы. Без Жана. А сейчас я здесь, с ним, и счастлива… О, вот и Жози. Спасибо, милая, поставь вот сюда. Да, так.

Служанка расставила тарелочки с печеньем и булочками на низком столике, принесла чайник, чуть не уронив его, и голубые фарфоровые чашки. После чего сделала реверанс и ушла, закрыв за собой дверь.

Виконт подождал, пока Инесс разольет чай, но не возьмет еще свою чашку, и решил действовать. Можно было поступить деликатно, подвести разговор осторожно, однако поджимало время. Сезар мельком подумал, что тут, в незнакомых условиях, действует иначе, чем в Париже. Там его занимала история, он неторопливо распутывал ее; здесь же смерть капитана де Эмона должна быть разгадана как можно скорее.

А потому виконт сказал:

– Мадам, я пришел возвратить вам вот это, – и, вынув из кармана злополучный платок, положил его на столик перед Инесс.

Она вскрикнула так громко, что услышала горничная, и в коридоре раздался топот; Сезар еле успел спрятать платок, когда Жози ворвалась в гостиную. Инесс сидела, закрыв лицо руками.

– Все в порядке, – сказал виконт озабоченной горничной. – Мадам увидела мышь. Если она появится еще раз, я пристрелю ее. Не беспокойтесь.

– Мадам? – Жози глядела на хозяйку с волнением.

– Все в порядке, милая, – Инесс опустила руки. – Это действительно была мышь. Ты же знаешь, как я их боюсь. Но господин офицер защитит меня. Все хорошо, иди.

Успокоившись, горничная ушла. Виконт и Инесс ждали, неподвижно глядя друг на друга, пока не затихли ее шаги. Тогда мадам де Кормье произнесла негромко, но страстно:

– Отдайте его мне! Сейчас! Прошу!

Сезар вынул платок из кармана и протянул ей; она вцепилась в клочок батиста, как умирающий в лекарство, что предлагает доктор, обещая вылечить.

– Господи, наконец-то! Где вы его нашли?

– Я полагаю, мадам, что вы знаете, где, но все же отвечу. В вещах капитана де Эмона.

Она побледнела еще больше, ее кожа стала совсем фарфоровой.

– Не понимаю, о чем вы говорите.

– Все вы понимаете, мадам. Не смейте притворяться. Вы подарили этот платок капитану де Эмону, и бог знает, что вы еще ему подарили!

– Нет! – вскрикнула она. – Нет, я не дарила ему этот платок!

И тут же заговорила тише, опасаясь, чтобы не услышала горничная.

– Вы ничего не знаете. Совсем ничего! Не знаете, а судите.

– Так расскажите мне, – Сезар взял чашку с чаем и отпил глоток. Чай оказался превосходный, пахнущий свежими травами и липой, а не веником. – Я внимательно вас выслушаю. Видите ли, капитан был моим другом, и мне небезразлично, отчего он покончил с собою.

Этой женщине про убийство говорить не стоит – вряд ли Инесс сумеет сдержать эмоции и не рассказать об услышанном хотя бы мужу. А капитан де Кормье по-прежнему числился у Сезара в первой тройке подозреваемых.

– Вам и вправду небезразлично? – пробормотала Инесс, тиская платок. – Я… боялась кому-то сказать.

– Потому что это навлекло бы на вас бесчестье?

Она покачала головой.

– Нет. Потому что это навлекло бы бесчестье на капитана де Эмона. Хотя я и думаю иногда, что Жан-Себастьян покончил с собой из-за меня. Ведь я ему отказала, в тот самый день…

Становилось все любопытнее и любопытнее.