Мадлен завершила бравурный марш каким-то нечленораздельным хрипом и громко поставила передо мной бело-голубую тарелку с нарезанной ветчиной, сыром, странным оранжевым маслом и помидорами. Следом передо мной приземлилась корзина с ароматным хлебом и казавшийся серебряным кофейник. Я был уверен, что кофеварка в кафе сможет приготовить нормальный эспрессо, но Мадлен думала иначе. Она со снайперской точностью чемпиона по кёрлингу запускала к моему краю стола всё новые и новые тарелки с джемами, круассанами, сахарницу и чашку. Справившись с этой произвольной программой на отлично, она села напротив и уверенно разлила кофе в две чашки. «
– Я забыла сказать, что после пяти вечера вход через соседнюю дверь. Ключ от бара только у меня. Заходить в него нельзя. – Мадлен достала магнитный ключ и вдруг застыла, глядя на небольшой ключ, висящий на одном кольце с магнитным. Такие ключи обычно закрывают маленькие хорошие замки, сейфы и потайные двери в фильмах.
– Да, конечно, я так и понял.
– В бар я никого не пускаю. Он больше не работает. Только завтрак и всё.
– Жаль, хороший бар, наверное, гости отеля жалуются на шум? – Решение закрыть бар было, на мой взгляд, спорным, но я мысленно зауважал Мадлен за ее пренебрежение к деньгам, получаемым любой ценой.
– Жалуются? – Мадлен отдернула руку от чашки, словно обжегшись. – Да мне всё равно, шумно им или нет!
Да, в бескорыстность Мадлен я поверил преждевременно, что же, тем интереснее.
Внезапно хозяйка прямо на моих глазах преобразилась: она обмякла в кресле, глаза мгновенно заблестели совсем не хищным блеском, а в голосе пропала, казавшаяся вечной, озорная нотка.
– Раньше этот бар был очень популярным на Бергстраат. Тут работал мой дед и отец. Вы видите этот барельеф? – Она чуть не упала, пытаясь показать мне полустертый образ какого-то священника. – Это святой Георгий – подарок Фердинанда Роденбаха моему прадеду! Мы первыми в Антверпене стали торговать «Роденбахом гранд Крю»!
– Вот почему отель называется «Гранд Крю», – предположил я. – Это моё любимое пиво!
Я не соврал, «Роденбах», который по праву называют Бургундией Бельгии, отличается насыщенным букетом, изысканным кисло-сладким вкусом и долгим послевкусием.
– Да, но я не смогла продолжить дело своей семьи, – она всхлипнула, – я хотела помочь, сделать так, чтобы они там, – она посмотрела сквозь потолок, – гордились мной. Но получилось совсем не так.
Над массивным столом повисла тягучая неловкая тишина. Мадлен словно испарилась, оставив на своем месте неподвижное тело. Она даже перестала дышать, как мне показалось. Я аккуратно отпил кофе и почувствовал от этого еще большую неловкость. Сидеть в тишине я был, конечно, не против, но чтобы она была такой гнетущей…
– Вы знаете, Алекс, я ведь очень богата, – вдруг заговорило бездыханное тело Мадлен. – Я богата и очень несчастна.
Неловкости в происходящем стало еще больше. Познакомиться с богатой одинокой женщиной и даже немного заинтересовать ее – я готов был плюнуть на рецепт вафель. Но то, каким образом Мадлен сообщила мне, в общем-то, очень позитивную новость, меня почему-то не воодушевило. Как надо было ответить на это признание? Я терялся и в более невинных ситуациях, тут же я чувствовал себя как Карпов, которого Каспаров как-то загнал в цугцванг. Сказать ей: «
– Алекс, вы должны мне помочь! Вы знаете толк в отелях и барах. – Интересный вывод, с которым я решил не спорить. – Мне тяжело одной заниматься «Гранд Крю». У меня есть цель, о которой я не могу не думать, но никто не хочет мне помочь в ее достижении.
Она вновь собралась и в голосе появилось одновременно и возбуждение, и решительность:
– Поймите, Алекс, то, что я богата, знают не все. Мне нужно немного помочь. Я совсем одна. Вы можете мне помочь? – Мадлен выстрелила рукой в мою сторону, и ладонь ее чуть не сломала мне пальцы. – Я должна рассказать вам, и мы вместе поймем, как быть.
Такого поворота событий, происходящих со мной за последний час, я просто не ожидал. Я был ошарашен и глоток кофе только усилил это эмоциональное опьянение.
– Да, конечно. Я с радостью сделаю всё, что в моих силах.
Мадлен вскочила, не отпуская при этом мою руку.
– Пойдем наверх, я всё расскажу тебе там, наверху, окей? Пока никого нет, ты должен выслушать меня! Они потом не разрешат мне говорить!