Женщины на российском престоле

Безмерно строга была помещица Ивановна ко всяким вольностям и несанкционированным амурам своих подданных. Как-то раз в «Санкт-Петербургских ведомостях» – единственной государственной газете того времени – был опубликован такой «отчет»: «На сих днях некоторый кавалергард полюбил недавно некоторую российской породы девицу и увезти [ее] намерился». Далее описывается история похищения девицы прямо из-под носа у бабушки и тайное венчание в церкви. «Между тем учинилось сие при дворе известно (можно представить, как оживилась в тот миг наша героиня! – Е. А.), и тогда в дом новобрачных того ж часа некоторая особа отправлена, дабы оных застать. Сия особа (думаю, что это был сам начальник Тайной канцелярии генерал-аншеф А. И. Ушаков. – Е. А.) прибыла туда еще в самую хорошую пору, когда жених раздевался, а невеста на постели лежала». Все участники приключения были немедленно взяты под караул, и «ныне, – заключает корреспондент, – всяк желает ведать, коим образом сие куриозное и любительное приключение окончится». Нет сомнений, что блестящей операцией по изъятию новобрачных из постели руководила сама императрица – незыблемый оплот отечественной нравственности.

Дурак как член семьи

Неправ тот, кто подумает, что кроме решения матримониальных проблем своих подданных Анне Иоанновне нечем было заниматься. У нее были и другие, весьма многотрудные заботы. Например, кадровая работа с шутами. Тут императрица была особенно строга и придирчива – шута ведь брали ко двору, принимали как бы в большую придворную семью. Забирая в шуты князя Никиту Волконского, императрица потребовала, чтобы Салтыков досконально сообщил ей о всех его привычках и повадках: «Каково жил и чисто ли в хоромах у него было, не едал ли кочерыжек, не леживал ли на печи, сколько у него рубах было и поскольку дней он нашивал рубаху». Интерес Анны Иоанновны – женщины мнительной и брезгливой – вполне понятен: она брала человека к себе в дом и не хотела, чтобы он был неаккуратен, грязен, портил воздух в покоях, сопел или чавкал.

В результате строгого отбора у Анны образовалась компания из шести профессиональных дураков, не считая множества любителей-полудурков. Среди шутов были два иностранца – Д'Акоста и Педрилло, и четверо «природных» – Иван Балакирев, князья Никита Волконский и Михаил Голицын, по прозвищу Квасник, и граф Алексей Апраксин. Все они были дураки как на подбор, и сколько ни искали по Руси, лучших найти не смогли.

Конечно, шутов держали преимущественно «для смеху». Образ шута, сидящего у подножия трона и обличающего общественные пороки, оставим для художественной литературы. В реальной жизни все было проще и прозаичней. Шут – это постоянное развлечение, это комедия, которая всегда с тобой, утеха длинных и скучных зимних вечеров и обильных обедов. Вообще же шутовство тех времен вряд ли вызвало бы у нас смех. Зрелище это было довольно похабное. Историк Иван Забелин писал о шутовстве как об особой «стихии веселости», в которой «самый грязный цинизм был не только уместен, но и заслуживал общего одобрения». Шут стоял вне господствующей системы этических, подчас ханжеских норм. Обнажаясь душой и телом, он тем самым давал выход психической энергии, которую держали под спудом строгие принципы общественной морали. «На то и существовал в доме дурак, чтобы олицетворять дурацкие, а в сущности – вольные движения жизни».

Для Анны Иоанновны шутовство с его непристойностями, снятыми запретами было, вероятно, весьма важно и нужно – оно ослабляло то напряжение, которое не могла подсознательно не испытывать эта женщина-ханжа, блюстительница общественной морали, строгая судья чужих проступков, жившая в незаконной связи с женатым Бироном. А связь эта осуждалась обычаем, верой, законом и народом – о последнем Анне было досконально известно из дел Тайной канцелярии.

Дурак был видным членом большой придворной семьи. Годы жизни рядом сближали шутов и повелителей. Месяцами тянулись потешавшие царицу и двор истории шутов. Особенно много смеха вызывали острые семейные проблемы Ивана Балакирева, в решении которых участвовали и императрица, и сановники, и Синод. То обсуждались вести с фронта борьбы шута с тестем, который не хотел выплачивать Балакиреву приданое, то Святейший Синод всерьез обсуждал проблему «вступления в брачное соитие по-прежнему» Балакирева с непослушной в постели женой. То вдруг новая беда – царицын любимец проиграл в карты половину своей лошади, и для спасения кобылы среди знати устраивалась лотерея. Блистал при дворе Анны Иоанновны и князь Голицын-Квасник. Он не уступал Балакиреву и, попав при весьма драматических обстоятельствах в шуты, достойно носил шутовской колпак. Анна Иоанновна писала Салтыкову после первых смотрин Голицына, что князь «всех лучше и здесь всех дураков победил».