Женщины на российском престоле

В слободе Преображенского полка Елизавету уже ждали. Она, раскрасневшаяся от мороза и волнения, была прекрасна, как Венера, но лапидарна, как Юлий Цезарь, когда обратилась к солдатам: «Други мои! Как вы служили отцу моему, то при нынешнем случае и мне послужите верностью вашею!» В ответ гренадеры дружно прокричали: «Рады все положить души наши за Ваше Величество и Отечество наше!» – и устремились за своим прелестным полководцем в сторону Зимнего дворца.

Вряд ли стоит говорить, что гренадеры не были подняты со своих постелей так же внезапно, как генерал-прокурор Шаховской. Они были давно подготовлены к «революции» Елизаветы. Предварительные разговоры, намеки доверенных цесаревны, деньги и обещания, которые они щедро раздавали, сделали свое дело наилучшим образом. Но все же успех был бы невозможен, если бы не весьма благоприятная для Елизаветы политическая конъюнктура. После смерти императрицы Анны Иоанновны осенью 1740 года наступили смутные времена. Как помнит читатель, формально у власти стоял (точнее – лежал в люльке) двухмесячный император Иван Антонович – сын правительницы Анны Леопольдовны и принца Антона Ульриха. У трона крошечного императора сразу же началась отчаянная борьба. Вначале власть прибрал к своим рукам фаворит покойной императрицы Бирон, через три недели его сверг фельдмаршал Миних, которого вскоре оттеснил от власти Остерман.

Чехарда у трона, в которой участвовали преимущественно иностранцы на русской службе, безликость, неавторитетность верховной власти правительницы Анны Леопольдовны и всей Брауншвейгской фамилии слишком раздражали многих и прежде всего – гвардию. Этим и сумела воспользоваться цесаревна Елизавета Петровна. Особенно популярна она была среди гвардейских низов: из 308 рядовых, которые отправились с Елизаветой брать Зимний дворец, всего лишь 54 были дворянами, то есть меньше 20 %. Остальные были выходцами из крестьян, церковников, однодворцев и даже холопов. И хотя они уже оторвались от своей прежней социальной среды и находились во власти типично преторианской психологии с ее туповатой сплоченностью, фамильярным отношением к власть предержащим, весьма преувеличенным представлением о собственной роли в судьбе трона и страны, тем не менее, их особые симпатии к дочери великого царя и лифляндской прачки были очевидны.

Напротив того, дворянство, особенно родовитое, и тогда и позже с пренебрежением относилось к Елизавете, чье «подлое» и незаконное происхождение (ведь Елизавета родилась до свадьбы Петра I и Екатерины) и «простонародное» поведение коробило светских дам и кавалеров. Гвардейским же солдатам эта милая, веселая, «любезная взором» красавица очень нравилась. Она запросто, как некогда ее великий отец, водила с ними компанию. Более того, Елизавета даже породнилась со многими гренадерами, охотно откликаясь на приглашения быть крестной матерью их отпрысков. А крестное родство (по русским православным традициям – кумовство на «ты»), считалось весьма близким, ибо шло от Бога. И вот мы читаем в донесениях французского посланника Шетарди о том, как Миних на Новый 1741 год пришел поздравить цесаревну с праздником и был просто ошарашен зрелищем, которое перед ним открылось: «Сени, лестница и передняя были заполнены сплошь гвардейскими солдатами, фамильярно величавшими эту принцессу своей кумой. Более четверти часа он не в силах был прийти в себя в присутствии принцессы Елизаветы, ничего не видя и не слыша».

Тревога старого фельдмаршала понятна: сила Елизаветы – гвардейской кумы – состояла в том, что она была дочерью Петра Великого, которую – по мнению гвардейцев – несправедливо отстранили от престолонаследия, отдав трон Брауншвейгской фамилии. И Миних, увидав толпы гвардейцев во дворце Елизаветы, вполне это оценил.

Недовольство слабым режимом правительницы сочеталось у гвардейцев с идеализацией Петра Великого – (строгого, но справедливого, радевшего о благе подданных государя – не то что ничтожества, толпившиеся у трона Ивана Антоновича!). Идеализация эта в полной мере распространялась и на его дочь, в которой гвардейцы видели прямую продолжательницу великого, но ныне заброшенного дела Петра. Дошедшие до нас списки участников переворота показывают, что почти треть гвардейцев отряда Елизаветы начала службу при Петре Великом. К 1741 году это были пятидесятилетние, убеленные сединами ветераны, чьим рассказам о славных летах, проведенных рядом с великим царем, о белокурой девочке – его любимой дочери, выросшей на их глазах, жадно внимали молодые солдаты: среди участников переворота их было 120 человек, то есть больше трети. Все они были взяты в гвардию в конце царствования Анны Иоанновны. Придумал это Бирон. Опасаясь дворянских вольнодумцев в гвардейских мундирах, временщик начал обновлять гвардию за счет рекрутов из крестьян и других «подлых». Именно сочетание удальцов-ветеранов и необстрелянных наивных юношей, смотревших им в рот, и стало горючим материалом переворота. Искру в него бросила Елизавета, самолично явившись к гвардейцам – своим кумовьям.