Женщины, о которых думаю ночами

Вечером мы отправляемся с Олли в Арушу за покупками. Собственно, ресторан имеется прямо перед нашим домом. Точнее, это такая халупа с барбекю. А еще есть киоск, где продают чипсы и воду в бутылках. По дороге домой Олли заглядывает в мясную лавку, где – о ужас! – собирается купить кое-что на ужин. Здесь под крышей висят на крюках куски мяса и нет ни единого холодильника. В следующем ларьке Олли кладет деньги на телефон. Он даже не выходит из машины, а просто выкрикивает в окно список покупок, а девчушка передает ему все, что он просит, через окно машины. Сегодня воскресенье, поэтому людей на улице немного. В центре Мошоно дежурят местные такси-мопеды «тоджо». Местная публика одета празднично, хотя на улице грязища. Передо мой мелькают яркие танзанийские одежды. У женщин на головах накручены платки, а мужчины в костюмах. Здесь важно выглядеть стильно, даже если денег нет вообще.

Машин на улице немного, поговаривают, что обычно все куда ужаснее. Еще недавно населенный пункт Аруша был деревушкой, и только в последние годы он разросся до размеров полуторамиллионного города. Просто местная транспортная система и все остальное не поспевают за темпами его роста. По краям ведущей в центр города дороги высажены жакаранды и африканские тюльпанные деревья с ярко-оранжевыми цветами. Проезжаем мимо ресторана, где Олли и Флотея покупают иногда навынос запеченную козлиную ногу. Затем едем мимо башни с часами, символизирующей центр Африки: откуда – одинаковое расстояние до Каира и до Кейптауна. В Аруше царит хаос, и у меня нет никакого желания выйти прогуляться по улицам. Делаем покупки в супермаркете (европейская еда здесь безмерно дорогая), покупаем авокадо в придорожном ларьке, где Олли начинает торговаться на суахили. Мне все никак не удается избавиться от ощущения несоразмерности местных цен. Ручная мойка автомобиля обходится здесь в 6000 шиллингов, то есть менее трех евро, а те же детские подгузники стоят столько, что у многих местных на их покупку попросту не хватает денег. Мы договариваемся с Олли, что, пока я здесь, буду питаться за их счет, а позже он возьмет с меня за питание, транспорт и все остальное. Потом мы едем на участок, где Олли строит себе дом вместо нынешнего, который он арендует. Отделка комнат уже заканчивается, но на то, чтобы довести до ума дом снаружи, денег пока нет. Олли планирует переехать сюда уже в июне – не знаю, буду ли тогда еще здесь. Однако он говорит, что уже нашел для меня запасной вариант проживания.

Мои хозяева очень приятные и гостеприимные люди, а Мишель премилое дитя, хоть и немного меня стесняется. Флотее 36 лет. Она высокая, мягкая и спокойная, улыбается немного исподлобья. Она представительница племени джагга, живущего в окрестностях Килиманджаро, ее отец – бывший директор местного национального парка. Олли, с другой стороны, какое-то информбюро: он сыплет фактами в таком объеме, что обработать их не представляется возможным. В течение суток я получаю исчерпывающий пакет сведений о местной культуре вождения, о национальном характере, воспитании детей, строительстве, артезианских колодцах, водопроводе, лавинообразном росте численности населения (и это наихудшая из здешних проблем). Я узнаю о плохой работе почты (удивительно, что моя книга вообще дошла до адресата); о важности телефонной связи (для местных нет ничего важнее, чем поддерживать контакты с друзьями и родственниками), о чудесной природе Танзании, природных парках, об Африке на переднем крае изменения климата (за короткое время количество осадков и погодные условия изменились самым радикальным образом). И конечно, о нем самом. Олли не скрывает всех сложностей, с которыми сталкивается в Танзании белый человек. И более всего он испытывает стресс по поводу своего строящегося жилья. Если собрать в кучу все препоны, проблемы с коммуникациями и кричащие культурные различия – то это, мягко говоря, полный кошмар!

Мы едем по Аруше. Хочется сделать несколько снимков, но почему-то это не кажется здесь уместным, поэтому фиксирую себе в памятку места, которые мне хотелось бы сфотографировать.

Глинистые дороги, покрытые красно-коричневым песком.

Банановые деревья, их ярко-свежая бурлящая зелень.

Стоящие вдоль дорог разношерстные ряды хижин из металла; магазины, бары.

Глинобитные дома. Недостроенные дома. Бетонные стены вокруг торчащих остовов домов.

Белье на веревках.

Костры на задних дворах.

Мусор, груды мусора повсюду.

Дети, выглядывающие из-за хибар.

Дежурящие на краю площади мужчины с «зингерами».