– Дядя Проспер, разве ты не помнишь, что перстень можно было снять, только отрубив Алану палец? – напомнила София, потом повернулась к Алле, Сашке и Славику. – Понимаете, по традиции перстень подгоняется под палец князя. Очередного Великого князя. Так, чтобы его было не снять при жизни. Это традиция.
– А как тогда перстень сняла наша дорогая Анастасия? – дядя Проспер улыбнулся, как удав – тогда, когда удав улыбается кролику. – Отрубила покойнику палец?
– Необязательно, – вдруг пришел на помощь княгине-матери Литвинов. – С мертвого можно снять то, что нельзя с живого. Кожа и ткани усыхают… Хотя тут мы имеем утопленника… Я должен проконсультироваться со специалистом. Кстати, его сильно раздуло, когда его нашли? – Литвинов взглянул на дядю Проспера.
– Я не видел. Знаете ли, от меня не требовали опознания, а самому мне, понимаете ли… видите ли…
– Понимаю, – кивнул Литвинов и посмотрел на княгиню-мать. – Так в каком состоянии было тело?
– Что… э-э-э… вы имеете в виду?
– Труп описать можете? Состояние тела?
– Н-н-нет.
– А ты его точно видела, дорогая Анастасия? – не желал отставать от родственницы дядя Проспер. – Может…
– Когда я пришла в морг, санитар снял простыню с лица, – ледяным тоном объявила Анастасия. – И мне продемонстрировали руку… С перстнем. Потом попросили назвать особые приметы. Я сказала про кольцо в… э… у него было вставлено кольцо… э…
– Было кольцо? – Литвинов посмотрел на Аллу.
– Четырнадцать лет назад – никаких не было.
– Он его потом вставил, – добавила княгиня-мать.
– Куда? – спросил Сашка.
– А ты догадайся, – хмыкнул Литвинов. – Кольцо Адама называется. Я правильно понял?
– Это не то, что вы думаете! – закричала княгиня-мать.
– А откуда вы знаете, что я думаю? – удивился Литвинов. – Я вообще считаю, что это личное дело каждого. Многие татуировку делают на…
– У него было кольцо в пупке!
– И у трупа тоже было? – уточнил дядя Проспер.
– Я не видела, но когда сказала про такое кольцо у Алана, полицейские, которые присутствовали при опознании, подтвердили, что оно там… и я видела следы на плече… следы пыток… В других местах мне не показали… Мой бедный мальчик! Что они с ним сделали…
– Где были следы пыток? – по-деловому поинтересовался Литвинов.
– На руке…
– Где именно? И какие?
– На плече… Вот здесь. – Княгиня-мать показала на свое тощее плечо. – Потом на груди. Слева. Я видела только верх… И на коленях. Так мне сказали. Я не могла на это смотреть. С него с живого срезали кожу… Это сказал полицейский… Я не могла больше слушать…
– С него с живого срезали кожу на плече, левой груди и коленях? Я правильно понял? – уточнил Литвинов.
Княгиня-мать, заливаясь слезами, кивнула.
– Больше с ним ничего не делали?
– Я не-не-не знаю…
За столом воцарилось молчание. Литвинов напряженно думал и обменивался взглядами со своими приближенными, застывшими у дверей. Дядя Проспер невозмутимо продолжал есть. София перемигивалась с одним из телохранителей. Саша явно заскучал. Алла старалась наблюдать за всеми. Ей было жаль княгиню-мать. Увидеть тело сына, подвергнувшегося пыткам… Такого не пожелаешь и врагу.
– Может, после ужина ты все-таки продемонстрируешь перстень нашим гостям? – отрываясь от еды, спросил дядя Проспер, которого, как решила Алла, перстень почему-то очень волновал.
– Мы можем пойти прямо сейчас, если все закончили, – княгиня-мать уже успокоилась.
Литвинов достал из кармана сотовый и приказал по-русски:
– Ювелира ко мне.
Алла с Сашкой удивленно посмотрели на него, но ничего комментировать не стали.