Женщины принца Сигваля

И вдруг резким финтом Сигваль выбивает меч у Юна из рук, сталь едва не ломается, с визгом… и тут же… кровь… две алые полосы на груди. И следующим ударом, сапогом под колено, Сигваль сбивает его с ног. Юн падает. Острие меча упирается в горло.

— Хватит? — хрипло спрашивает Сигваль. — Размялся?

Юн пытается кивнуть. «Да».

— Ну, и отлично.

Сигваль бросает меч в ножны, поднимает свою одежду и идет прочь.

14. Оливия, тишина

— Вот балбес! — Эсхейд, тот пожилой вояка, не стесняясь, отвешивает Сигвалю подзатыльник. — Когда вы повзрослеете оба?!

— Да иди ты… — отмахивается Сигваль.

— Юн! — кричит Эсхейд. — Живой?

— Да иди ты! — в тон отзывается тот. Поднимается на ноги, пытается немного стереть кровь. Ничего особенного там, просто царапины.

Кто-то из солдат весело ржет.

Все свои, и никого не удивляет. Насмотрелись уже? Только Оливии тут не по себе… так, что хочется расплакаться.

Отворачивается. Отходит в сторону.

Слышно, как за спиной Сигваль с Эсхейдом о чем-то спорят.

Потом…

— Лив! — Сигваль догоняет ее. — Прости. Мы пугаем тебя, да?

— Да, — говорит она.

Он немного хмурится, так неуверенно, словно подбирая слова.

— Не бойся, — и чуть улыбается. — Мы с Юном всегда дрались, это обычная история. В этом ничего такого нет. И все же, он один из немногих людей, которым я доверяю. И это… сложно так сразу объяснить, — он трет переносицу. — Вот даже шрам у меня на роже — его рук дело.

— Его?

Такой шрам на пол лица, еще бы немного, и Сигваль мог бы остаться без глаза.

— Да, лет в шестнадцать, — теперь Сигваль ухмыляется уже совершенно честно. — Из-за девушки подрались. Она красивая была, просто невероятно! А мы, два молодых петуха, распушив хвосты, соревновались, кто первый затащит ее в постель. Оба целовались с ней и водили гулять под луной.

— И кто выиграл? — спрашивает Оливия.

Он улыбается. Это какие-то давние дела, вспоминать которые даже весело. Тогда это, и правда, было только игрой. А сейчас… Им уже не шестнадцать…

— Да пока мы между собой выясняли, она вышла замуж за Джона Тенгиля. Я видел ее год назад. Все так же красива и совершенно счастлива, по уши в хозяйстве и детях, у нее их, кажется, уже трое.

И все равно…

— А сейчас? — тихо говорит Оливия. — Вот то, что сейчас…

Он качает головой.

— Ты тут не при чем, даже не думай. Это наша с ним давняя дурь… Ничего. Иногда полезно размяться, прямо в полную силу. Да мы, считай, с детства так развлекаемся. Эсхейд учил драться нас обоих, мы друг на друге учились. Но только меня прямо лет с четырех, а Юна уже потом, его отец привез… — Сигваль вздыхает. — Не пугайся. Как бы страшно это не выглядело, никто никого не убьет.

— А Никлас Оддмар?

Его лицо разом меняется, словно застывает, болезненно заостряются черты.

Не стоило.

— Это совсем другое, Оливия.

До хруста стискивает зубы.

Немного неловко… Она не должна была спрашивать?

Сигваль немного справляется с собой, выдыхает.

— Ты все равно должна знать. Это будет касаться и моей жены тоже. Меня обвиняют в измене, предательстве и попытке захвата власти. Последнее — чистая правда. Я не могу спокойно смотреть на то, что делает отец. После Бейоны и после этой войны — тем более. Если ничего не сделать, мне достанутся руины… в лучшем случае. В худшем, Остайн просто перестанет существовать, его растащат по кускам, — он облизывает губы, морщится, ему не нравится говорить все это. — Я делаю то, на что не имею никакого права, решать должен мой отец. Но решаю я. Часто грубо и жестко, но как могу. Многим это не нравится. Здесь слишком большие деньги и большая политика. И Ник… Тифриду удалось склонить его на свою сторону, и сторону отца. На сторону законной власти, если уж на то пошло. Ник был хорошим парнем, очень честным и правильным, но… так вышло. Либо я, либо меня.

Ему тяжело, очень тяжело.

— Он хотел убить тебя? — спрашивает Оливия.

— Нет, не меня. Думаю даже, Ник полагал, что то, что он делает, пойдет мне на пользу, я откажусь от своих безумных корыстных планов. Я не король. Но он всегда был верен мне, и даже в этот раз, думаю, считал, что так будет лучше… Не будем об этом, ладно?

Просьба, почти с тоской.

Он пытается оправдать человека, которого убил. Не себя, не свой поступок, свои мотивы… а его. И это странно. Оливии сложно это понять.

Она кивает.

— Сейчас не самое лучшее время для свадьбы, — говорит Сигваль. — И дело даже не в том, что ты в два счета можешь оказаться вдовой. И даже до свадьбы я могу не дожить. Но в том, что они могут попытаться достать и тебя. Рядом со мной сейчас очень опасно. И то, как мы тут бегаем кругами по лесам — это ерунда. Самое веселье начнется, когда вернемся домой. И чем дальше, тем будет хуже, пока не решится окончательно. Поэтому, я очень прошу тебя — если я скажу сделать что-то, ты делай не рассуждая, сразу. Иначе, это может стоить тебе жизни. Я не хочу пугать, но, тем более, не хочу твоей смерти. У тебя нет причин доверять мне, но… не знаю… вон, хоть Юна спроси, он подтвердит.

Он посылает спрашивать сам… А потом?