Женщины Цезаря

— Мы, «хорошие люди», против тех, кто возносит себя над равными себе по положению, а я — «хороший», Марк. Любой, кто в данный момент подходит на эту роль лучше остальных, является спикером. Сегодня это ты.

— Чего я не понимаю, — сказал Агенобарб, — так это почему мы вообще должны искать встречи. Катул — наш лидер, он и должен нас собирать.

— Он сейчас сам не свой, — объяснил Бибул. — Когда Цезарь унизил его в Палате своей выходкой с «боевым тараном», Катул утратил влияние. — Холодный, ясный взгляд перешел на Катона. — Да и ты вел себя с ним не слишком тактично, Марк, когда Вибия судили за мошенничество. С Цезарем все ясно, он соперник. Но любой лидер очень много теряет, когда его порицают собственные приверженцы.

— Он не должен был говорить того, что сказал мне!

Бибул вздохнул.

— Иногда, Катон, ты больше пассив, чем актив!

Катон написал записку, приглашавшую Катула на разговор, и поставил свою печать. Приятно удивленный Катул прихватил с собой своего шурина-зятя Гортензия (Катулл был женат на Гортензии, сестре Гортензия, а Гортензий был женат на сестре Катула Лутании). То, что Катон искал его помощи, пролило бальзам на его раненую гордость.

— Согласен, нельзя допустить, чтобы Катилина стал консулом, — сурово подтвердил он. — Его сделка с Марком Крассом теперь известна всем, ибо ни один человек не в силах противостоять искушению похвастать удачей. На этой стадии игры он был убежден, что не может проиграть. Я много думал о проблеме и пришел к выводу, что мы должны использовать хвастовство Катилины о его союзе с Марком Крассом. Немало всадников ценит Красса — но лишь потому, что существуют рамки его влияния. Предполагаю, значительное число всадников не захочет усиления влияния Красса благодаря притоку его клиентов из-за Пада и египетским деньгам. Другое дело, если бы они поверили в то, что Красc поделит с ними Египет. Но к счастью, всем известно, что Красc не поделится. Хотя формально Египет будет принадлежать Риму, фактически он станет личным царством Марка Лициния Красса. Царством, которое он тотчас начнет обирать до нитки.

— Беда в том, — заговорил Квинт Гортензий, — что все остальные ужасно непривлекательны. Силан — да, если бы он был здоров. Но он болен. Кроме того, на основании плохого здоровья он отказался принять провинцию, когда закончился срок его преторства, и это произведет плохое впечатление на выборщиков. А некоторые из кандидатов — Минуций Терм, например, — безнадежны.

— Еще имеется Антоний Гибрид, — напомнил Агенобарб.

Бибул скривил рот.

— Предположим, мы согласимся на Гибрида. Пусть он скверный человек, но так монументально инертен, что никакого вреда Риму принести не сможет. Однако в таком случае нам придется согласиться и на самоуверенного прыща Цицерона.

Наступившее угрюмое молчание нарушил Катул.

— Которая из двух неприятных кандидатур предпочтительнее? — медленно проговорил он. — Хотим ли мы, boni, чтобы нами командовал Катилина с Крассом, победоносно дергающим его за ниточки? Или нам больше по душе низкорожденный хвастун Цицерон?

— Цицерон, — сказал Гортензий.

— Цицерон, — сказал Бибул.

— Цицерон, — сказал Агенобарб.

— Цицерон, — очень неохотно согласился Катон.

— Превосходно, — подытожил Катул. — Пусть будет Цицерон. О боги, мне с моим аппетитом трудно придется в Палате в будущем году! Выскочка — «новый человек» — один из консулов Рима! Фу! Меня заранее тошнит!

— Тогда предлагаю, — проговорил Гортензий с унылым видом, — перед собраниями Сената в следующем году существенно ограничивать себя в пище.

Группа разошлась, чтобы приняться за работу. В течение месяца они действительно неплохо поработали. К большому сожалению Катула, стало ясно, что Катон, едва достигнув тридцати лет, сделался самым влиятельным среди них. Великая казначейская война и возвращение в государственные закрома проскрипционных наград в два таланта произвели огромное впечатление на первый класс, который больше всего пострадал от проскрипций Суллы. Катон был героем класса всадников. И уж если Катон посоветовал голосовать за Цицерона и Гибрида, за них будут голосовать все всадники первых восемнадцати центурий!

В результате консулами стали Марк Туллий Цицерон — старший консул, и Гай Антоний Гибрид — его младший коллега. Цицерон ликовал, так и не поняв, что обязан своей победой обстоятельствам, не имеющим ничего общего с заслугами, честностью или влиянием. Если бы альтернативным кандидатом не был Катилина, Цицерона никогда не выбрали бы вообще. Но поскольку никто не сказал ему об этом, он расхаживал по Римскому Форуму и Сенату с важным видом — в счастливом изумлении, щедро сдобренном тщеславием. О, какой год! Старший консул in suo anno, гордый отец долгожданного сына и четырнадцатилетней дочери Туллии, формально помолвленной с богатым и знатным Гаем Кальпурнием Пизоном Фругием. Даже Теренция была добра к нему!

Когда Луций Декумий услышал, что консулы этого года Луций Цезарь и Марк Фигул предложили ликвидировать общины перекрестков, его охватила паника, потом он пришел в ярость, ужаснулся и немедленно побежал к своему патрону Цезарю.