— Категорически нет, — сказал Гортензий.
— Тогда, — с хитрым видом предложил Катон, — выберем кого-нибудь вне стен Сената, кто сделает это. Кого-нибудь из его кредиторов.
Гортензий закрыл глаза. Более непоколебимого столпа у boni, чем Катон, не существовало. Но иногда тускуланский крестьянин и кельтиберийская рабыня в нем брали верх над римлянином. Цезарь всем им приходился родственником, даже Катону, какой бы дальней ни была эта родственная связь.
— Забудь об этом, Катон, — устало проговорил Гортензий, открывая глаза. — Так римлянин не поступает. И больше не будем говорить на эту тему.
— Мы поступим с Цезарем по-римски, — предложил Катул. — Если вы хотите отдать Цезарю деньги, предназначенные для подкупа избирателей, тогда я сам пойду к Цезарю и предложу их ему. Двести двадцать талантов составят первый приличный взнос его кредиторам. Я уверен, что Метелл Сципион согласится со мной.
— И я тоже, — проворчал Катон сквозь зубы. — Но вы, бесхребетные дураки, на меня не рассчитывайте! Я не положу в кошелек Цезаря даже свинцовой фальшивки!
Было решено, что Квинт Лутаций Катул условится о встрече с Гаем Юлием Цезарем в его квартире на улице Патрициев, между красильнями Фабриция и субурскими банями. Встреча произошла накануне выборов, рано утром. Утонченное великолепие кабинета Цезаря поразило Катула. Он не слышал, что его двоюродный брат разбирается в мебели и имеет тонкий вкус. Он даже не подозревал в Цезаре такого качества. «Существует ли что-нибудь на свете, чем не был бы одарен этот человек?» — спросил он себя, усаживаясь на ложе, чтобы ему не предложили кресло клиента. Однако, сделав подобное предположение, он проявил несправедливость к Цезарю. Никому ранга Катула Цезарь не предложил бы кресло клиента.
— Итак, завтра — великий день, — с улыбкой заговорил Цезарь, угощая гостя разбавленным вином в хрустальном кубке.
— По этому поводу я как раз и пришел к тебе, — сказал Катул, отпив немного, как оказалось, превосходного виноградного вина. — Хорошее вино, но мне такое неизвестно, — добавил он.
— Я сам его выращиваю, — сообщил Цезарь.
— Под Бовиллами?
— Нет, у меня небольшой виноградник в Кампании.
— Это все объясняет.
— Что ты хочешь обсудить, кузен? — спросил Цезарь, не позволяя отвлечь себя вопросами виноделия.
Катул глубоко вдохнул.
— Я обратил внимание, Цезарь, что твое финансовое положение крайне затруднительно. Я здесь для того, чтобы просить тебя снять свою кандидатуру на должность великого понтифика. В ответ на эту услугу я дам тебе двести талантов серебром.
Он сунул руку в складку тоги, вынул оттуда небольшой рулон бумаги и протянул Цезарю.
Цезарь даже не взглянул на рулон, не то чтобы взять.
— Ты сделал бы лучше, если бы использовал деньги для подкупа выборщиков, — вздохнув, сказал он. — Двести талантов помогли бы тебе.
— Так мне казалось более эффективным.
— Но напрасным, кузен. Я не хочу твоих денег.
— Ты не можешь позволить себе не взять их.
— Это правда. Тем не менее я отказываюсь.
Маленький рулон остался в протянутой руке Катула.
— Пожалуйста, подумай, — повторил он, начиная краснеть.
— Убери свои деньги, Квинт Лутаций. Завтра я буду на выборах в моей разноцветной тоге, чтобы просить граждан Рима голосовать за меня как великого понтифика. Во что бы то ни стало.
— Умоляю, Гай Юлий, подумай еще раз, возьми деньги!
— Еще раз прошу тебя, Квинт Лутаций, прекрати!
Катул со всей силой швырнул на пол хрустальный кубок и вышел.
Некоторое время Цезарь сидел неподвижно и глядел, как по мозаичным плиткам пола растекается розовая лужа. Потом поднялся, прошел в служебную комнату за тряпкой и принялся вытирать пол. Как только Цезарь дотронулся до кубка, он рассыпался на мелкие осколки, покрытые трещинками. Цезарь осторожно собрал осколки в тряпку, завязал узлом и выбросил в мусорное ведро.
— Я рад, что он швырнул этот кубок на пол, — сказал Цезарь матери на рассвете следующего дня, когда зашел получить ее благословение.
— О, Цезарь, как же ты можешь радоваться? Я знаю этот кубок. Мне известно, сколько ты заплатил за него.
— Я покупал его, не зная, что в нем была трещина.
— Так потребуй деньги обратно.
Цезарь с досадой поморщился.
— Мама, мама, когда ты научишься? Вопрос не имеет ничего общего с покупкой этого бракованного кубка! Он был с трещиной. А я не хочу, чтобы у меня имелись бракованные вещи.
Ничего не поняв, Аврелия отступила.
— Желаю тебе успеха, сынок, дорогой, — сказала она, целуя его в лоб. — Я не приду на Форум. Буду ждать тебя здесь.
— Если я проиграю, мама, — сказал он, улыбаясь ей самой красивой из своих улыбок, — тебе придется ждать долго! Если я проиграю, я вообще не смогу прийти домой.
И он удалился, одетый в тогу жреца с алыми и пурпурными полосами. Сотни клиентов и все жители Субуры следовали за ним по улице Патрициев. А из каждого окна выглядывала женская головка, желавшая ему удачи.
Аврелия слышала, как ее сын крикнул своим доброжелательницам:
— Придет день, и удача Цезаря войдет в поговорку!