Женщины Цезаря

— Ты! — с ненавистью заорал он. — Это ты во всем виноват! Это ты вытащил Катилину на его последнем суде! Купил присяжных и дал ему понять, что в Риме найдутся люди, которые хотели бы видеть его диктатором!

— Я не покупал присяжных, — сказал Красc, казалось, без всякой обиды.

— Ха! — сердито бросил Цицерон и быстро отошел прочь.

— И что все это значит? — спросил Красc у Цезаря.

— Просто он думает, что сейчас Риму грозит кризис, и он никак не может понять, почему никто в Сенате не согласился с ним.

— Но я как раз говорил ему, что согласен с ним!

— Оставь, Марк. Пойдем, отметим мое новоселье в Общественном доме великого понтифика. Такой славный адрес! А что касается нашего Цицерона, то бедняга попросту умирает от желания видеть себя в центре сенсации. И теперь, когда он считает, что нашел эту сенсацию, никто не проявляет к ней надлежащего интереса. А ведь он мечтал спасти Республику, — усмехнулся Цезарь.

— Но я не сдамся! — надрывался Цицерон перед своей женой. — Я еще не побежден! Теренция, держи контакт с Фульвией! Даже если ей придется подслушивать у двери, я хочу, чтобы она разузнала все, что может: с кем видится Курий, куда он ходит, что он делает. И если, как мы с тобой думаем, назревает революция, Фульвия должна убедить Курия в том, что лучшее, что он может сделать, — это сотрудничать со мной.

— Я это сделаю, не сомневайся, — оживилась супруга. — Сенат пожалеет о том дне, когда встал на сторону Катилины. Я видела Фульвию и знаю тебя. Во многих отношениях ты — идиот, но только не тогда, когда надо распознать негодяев.

— А почему это я идиот? — надменно осведомился ее муж.

— Во-первых, потому что пишешь плохие стихи. Во-вторых, пытаешься заработать себе репутацию знатока искусств. Тратишь деньги на виллы, жить в которых у тебя нет времени, даже если бы ты постоянно путешествовал, — а ты не путешествуешь. Ужасно балуешь Туллию. Подлизываешься к таким, как Помпей Магн.

— Хватит!

Теренция замолчала, устремив на него взгляд, который никогда не был согрет любовью. Жаль. Потому что, сказать по правде, Теренция любила своего Цицерона. Но она знала все его слабости, не замечая своих. Хотя у нее не было амбиций стать новой Корнелией, матерью Гракхов, она обладала всеми достоинствами римской матроны. Очень трудно человеку с характером Цицерона жить рядом с безупречной матроной. Экономная, трудолюбивая, хладнокровная, практичная, бескомпромиссная, прямая, бесстрашная, считавшая себя равной по уму любому мужчине, — такова была Теренция, не терпящая глупцов, даже если это ее муж. Она не понимала его незащищенности. Она не понимала, что он чувствует свою неполноценность, ибо ее происхождение было безупречным и все ее предки были истинными римлянами. Теренция считала, Цицерону лучше всего было бы расслабиться и въехать в самое сердце римского общества на хвосте ее юбок. А вместо этого он заточил ее дома, в безвестности, и самостоятельно старается войти в элиту, к которой не принадлежит.

— Ты должен пригласить в гости Квинта, — сказала Теренция.

Но Цицерон и его младший брат были так же несовместимы, как Цицерон и Теренция, поэтому старший консул опустил углы рта и покачал головой.

— Квинт такой же, как все остальные. Он думает, что я из мухи делаю слона. Но завтра я увижусь с Аттиком. Он мне поверит. Он — всадник, и у него здравый ум. — Цицерон немного подумал и добавил: — Лентул Сура был очень груб со мной сегодня на Септе. Я не могу понять почему. Я знаю, что много сенаторов винят меня за то, что я лишил Катилину шансов стать консулом, но Лентул Сура вел себя особенно странно. Казалось, все это слишком много для него значило.

— Он и его Юлия Антония и эти ужасные тупицы-пасынки! — презрительно фыркнула Теренция. — Трудно найти более ленивых дураков. Не знаю даже, кто из них мне больше неприятен: Лентул, Юлия или ее ужасные сынки.

— Лентул Сура снова добился успеха, учитывая, что цензоры выгнали его из Сената семь лет назад, — сказал Цицерон. — Он вернулся в Сенат через квесторство и начал все с начала. Он уже был консулом до изгнания, Теренция. Это должно быть ужасным унижением для него — в таком возрасте опять сделаться лишь претором.

— Беспомощный, как и его жена, — ядовито заметила Теренция.

— Как бы то ни было, сегодня был необычный день.

Теренция фыркнула:

— И не только в связи с Лентулом Сурой.

— Завтра я разузнаю, что знает Аттик, и это, вероятно, будет интересно, — сказал Цицерон, зевнув так, что на глазах выступили слезы. — Я устал, моя дорогая. Пожалуйста, пришли ко мне Тирона. Я подиктую ему.

— Похоже, ты и правда устал! Тебе не свойственно поручать кому-то писать вместо себя, даже Тирону. Я пришлю его, но только ненадолго. Тебе нужно поспать.

Когда Теренция встала с кресла, Цицерон импульсивно протянул ей руку и улыбнулся.

— Спасибо за все, Теренция! Чувствуешь себя совсем по-другому, когда ты на моей стороне.

Она взяла протянутую руку, крепко ее сжала и застенчиво улыбнулась, как-то по-детски и неуверенно.

— Не думай об этом, муж, — сказала она и быстро вышла, пока никто из них не расплакался.