— Думаю, за это я должен быть тебе благодарен. В любом случае меня уже не будет, когда все узнают.
— Я не хочу твоей смерти, муж мой.
Силан засмеялся, но как-то невесело.
— И за это я тоже должен быть благодарен! Думаю, если бы это тебе было выгодно, ты постаралась бы ускорить мой уход.
— Это мне невыгодно.
— Понимаю. — Вдруг он вздрогнул. — О боги, Сервилия, ведь ваши дети официально помолвлены! Как ты надеешься сохранить эту связь в секрете?
— Не вижу, какую опасность представляют для нас Брут и Юлия. Они не видят нас вместе.
— Очевидно, вас никто не видит. Учитывая, что слуги тебя боятся.
— Да, это так.
Силан обхватил голову руками.
— Я хотел бы побыть один, Сервилия.
Она немедленно встала.
— Обед скоро будет готов.
— Только не для меня.
— Ты должен кушать, — сказала она, направляясь к двери. — Я заметила, что после того, как ты поешь, боли на несколько часов ослабевают. Особенно когда ты хорошо поешь.
— Не сегодня! Уйди, Сервилия, уйди!
Сервилия ушла, вполне довольная разговором. Сама того не ожидая, она чувствовала к Силану что-то вроде благодарности.
Плебейское собрание обвинило Марка Аврелия Котту в казнокрадстве, наложило на него штраф, превышающий его состояние, и запретило приближаться к Риму ближе чем на четыреста миль.
— Я теперь не могу поехать в Афины, — сказал он своему младшему брату Луцию и Цезарю, — но и мысль о Массилии мне претит. Поэтому, думаю, я отправлюсь в Смирну и присоединюсь к дяде Публию Рутилию.
— Компания куда лучше, чем Веррес, — сказал Луций Котта, пораженный приговором.
— Я слышал, что плебс собирается сделать Карбона заслуженным консуляром в знак уважения к нему, — сказал Цезарь, криво улыбаясь.
— С ликторами и фасциями? — ахнул Марк Котта.
— Признаюсь, мы можем поладить со вторым консулом теперь, когда Глабрион уехал управлять новой, объединенной провинцией Вифиния-Понт, дядя Марк, но хотя плебс может раздавать тоги с пурпурной полосой и курульные кресла, я никогда не слышал, что он может жаловать империй! — взорвался Цезарь, дрожа от гнева. — Это все из-за азиатских публиканов!
— Оставь, Цезарь, — стал успокаивать его Марк Котта. — Времена меняются, это же так просто. Можешь назвать это обратной реакцией сословия всадников на меры, предпринятые Суллой для их наказания. Мы ведь предвидели, что такое может случиться, и перевели мои земли и деньги на Луция.
— Доходы мы будем посылать тебе в Смирну, — заверил Луций Котта. — Хотя осудили тебя всадники, Сенат тоже в этом поучаствовал. Я могу понять Катула, Гая Пизона и остальное охвостье, но Публий Сулла, его приспешник Автроний и вся эта свора старательно помогали Карбону. Да и Катилина тоже. Этого я никогда не забуду.
— Я тоже, — сказал Цезарь, стараясь улыбнуться. — Я очень тебя люблю, дядя Марк, ты это знаешь. Но даже ради тебя я не смогу сделать рогатым Публия Суллу, соблазнив эту ведьму, сестру Помпея.
Такое заявление вызвало всеобщий смех. Каждый с удовлетворением подумал о том, что Публий Сулла уже наказан — тем, что вынужден жить с сестрой Помпея, немолодой, некрасивой и очень любившей выпить.
В конце февраля Авл Габиний наконец поразил всех. Только он один знал, как трудно было сдерживать себя, заставляя Рим думать, что он, глава коллегии плебейских трибунов, — несерьезный, ничтожный человек. К нему относились не слишком доброжелательно: уроженец Пицена, ставленник Помпея. И все же Габиний не был «новым человеком». Его отец и дядя были сенаторами. Кроме того, в жилах Габиниев текло много всеми уважаемой римской крови. Авл Габиний мечтал сбросить с себя ярмо Помпея и стать самостоятельным политиком, хотя здравый смысл подсказывал ему, что он никогда не будет достаточно влиятелен для того, чтобы возглавить собственную фракцию. Скорее, Помпей Великий был недостаточно велик. А Габиний очень хотел стать союзником настоящего римлянина, ибо многое относительно Пицена и пиценцев раздражало его, особенно их отношение к Риму. Помпей для них значил больше, чем Рим, и Габинию было тяжело принять это. Но это было естественно! В Пицене Помпей являлся некоронованным царем, и в Риме он тоже обладал огромным влиянием. Большинство пиценцев с гордостью следовали за земляком, который утвердил свое господство над людьми, считавшимися выше его.