Женщины Цезаря

Азиатский стиль риторики Гортензия теперь проявился в полную силу, и Палата спокойно слушала одного из своих непревзойденных спикеров (особенно потому, что она была согласна с каждым его словом).

— Я говорю вам, коллеги, что никогда, никогда, никогда не соглашусь с таким назначением, какое бы имя ни было названо! Только в наше время Рим вынуждают прибегать к неограниченному империю и неограниченному командованию! Это все неконституционно, нетрадиционно, незаконно и неприемлемо! Мы очистим Наше море от пиратов, но сделаем это так, как принято у римлян, а не пиценцев!

При этих словах Бибул вдруг затопал ногами, приветствуя выступление Гортензия радостными возгласами, и вся Палата присоединилась к нему. Гортензий сел, покраснев от удовольствия.

Авл Габиний слушал его равнодушно, а в конце речи, пожав плечами, поднял руки.

— Римский способ, — громко заговорил он, когда одобрительные возгласы затихли, — стал до такой степени неэффективным, что его лучше было бы назвать писидийским! Если для того, чтобы выполнить эту работу, потребуется Пицен, то пусть будет Пицен. Ибо что такое Пицен, если не Рим? Ты, Квинт Гортензий, проводишь географические границы, которых не существует!

— Замолчи, замолчи, замолчи! — взвизгнул Пизон, вскакивая с кресла и бросаясь вниз с курульного возвышения к скамье трибунов. — Ты посмел болтать о Риме, ты, галл из галльского гнезда? Ты посмел смешать Галлию и Рим! Осторожнее, галл Габиний, берегись, как бы тебя не постигла судьба Ромула, который не вернулся с охоты!

— Угрозы! — крикнул Габиний, вскакивая. — Вы слышите его, почтенные отцы? Он грозит убить меня, ибо именно это случилось с Ромулом! Его убили люди, недостойные быть ремнями его сандалий, прятавшиеся в Козьем болоте Марсова поля!

Поднялся страшный шум, но Пизон и Катул постарались всех утихомирить, не желая, чтобы сенаторы разошлись по домам прежде, чем они выскажутся. Габиний возвратился на свое место на конце скамьи для плебейских трибунов и стал наблюдать с горящими глазами, как консул и консуляр обходят собравшихся, успокаивая, уговаривая, убеждая их сесть на свои места.

Но когда порядок был восстановлен и Пизон уже хотел спросить мнение Катула, поднялся Гай Юлий Цезарь. Поскольку он носил гражданский венок, его права приравнивались к правам консуляра. Пизон, которому Цезарь не нравился, посмотрел на него хмуро, безмолвно советуя ему сесть. Но Цезарь остался стоять. Во взгляде Пизона появилась ненависть.

— Пусть он говорит, Пизон! — крикнул Габиний. — Он имеет право!

Хотя Цезарь не часто пользовался своей привилегией выступать в Палате, его признавали единственным соперником Цицерона в ораторском искусстве. Азиатский стиль Гортензия перестал пользоваться таким бешеным успехом с появлением более простого и внятного афинского стиля, которому отдавал предпочтение Цицерон. И Цезарь тоже избрал для себя аттический стиль. Если и было что-то общее у всех членов Сената, то это любовь к красивой публичной речи. Они знали толк в риторике и ценили ее. Ожидая выступления Катула, они все-таки проголосовали за Цезаря.