Женщины в России. 1700–2000

И все же эта задача оказалась пугающе сложной. Главная сложность заключалась в необычайном многообразии народов Российской империи, вследствие чего трудно было говорить о русских женщинах – этого термина я обычно стараюсь избегать. Какие-то различия насаждались сверху. Начиная с царствования Петра Великого (1689–1725) и вплоть до 1917 года российское общество формально было организовано не по классовому, а по сословному принципу. Дворянам социальное происхождение давало привилегии: право владеть землей и – до 1861 года – крепостными крестьянами, а также освобождение от подушного налога и от телесных наказаний. Для крестьян же и для простых горожан социальное происхождение влекло за собой определенные повинности, в частности обязанность платить подушный налог, поставлять рекрутов для армии и рабочую силу для нужд государства, а также подвергаться телесным наказаниям за преступления и правонарушения. Существовали и другие сословия, в том числе купечество, духовенство и категория разночинцев – образованных и полуобразованных людей, число которых росло по мере модернизации России. Даже после того, как социальная структура России усложнилась, и все большую роль в формировании образа жизни и идентичности людей начала играть принадлежность к тому или иному классу, эти формальные разграничения оставались незыблемыми. Другие различия возникли в результате имперских завоеваний России, втянувших на орбиту империи людей разных национальностей, религий и образа жизни. К концу XVIII века в числе российских женщин были и оленеводки-анимистки с Севера, и мусульманские женщины-кочевницы из степей Средней Азии, и еврейки из местечек, и татарки из приволжских деревень и городов, и немки из Балтийского региона, и многие, многие другие. Советское государство, стремившееся полностью перекроить социальный порядок, оставило этническое разнообразие империи практически нетронутым. На протяжении большей части периода, рассматриваемого в этой книге, идентичность большинства женщин определялась принадлежностью к той или иной социальной и этнической группе по крайней мере в той же степени, что и их гендером.

Никакая книга не могла бы вместить в себя столь многогранную историю. Я решила даже не ставить перед собой такую задачу. Отчасти на такое мое решение повлияли исследовательские интересы других ученых в этой области. Многое уже написано, к примеру, о женщинах элиты, образованных женщинах, а также крестьянках имперского периода, в то время как о жизни женщин городских сословий царской России (купчих и мещанок) и духовенства публикаций до сих пор очень мало. Только недавно начали появляться исследования, посвященные женскому религиозному опыту и культуре, – чрезвычайно важной составляющей в жизни многих женщин. Что касается женщин, принадлежавших к этническим меньшинствам империи, то эта область исследований еще менее разработана – лишь еврейский народ представляет собой некоторое исключение. Очень мало мы знаем о жизни женщин малых городов и регионов, удаленных от Москвы и Санкт-Петербурга. Историки, изучающие советский период, лишь недавно обратили свое внимание на послевоенную эпоху и годы после смерти Сталина. Как предметы наиболее активного интереса недавних исследований, так и упущенные в них моменты с неизбежностью отразились на характере этой книги. То же верно для моих личных пристрастий и интересов как ученого. Возможно, другой автор на том же материале написал бы совершенно другую книгу.

В этой книге я намеревалась частично отразить разнообразие женского опыта и идентичности и показать, как менялись они со временем и в ответ на масштабные экономические, социальные, культурные и политические события. Поскольку жизнь женщин протекала в семье и в обществе, эта книга исследует их социальный и семейный мир. Важную часть ее составляет история гендера. Социальное конструирование маскулинности и феминности, то есть того, что значит быть женщиной и что значит быть мужчиной, отражает структуру власти в том или ином обществе, равно как и сказывается на ее формировании. Гендер обусловливает то, как люди определяют себя и других, и влияет на то, как они представляют себе возможные изменения. Но мне важнее всего было рассказать увлекательную историю, опираясь, насколько позволяют источники, на слова самих женщин.