Женщины в жизни Владимира Высоцкого. «Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол…»

Жена и мать сыновей Владимира Семеновича — Людмила Абрамова — с жаром говорила: «Пусть меня найдет и плюнет в лицо тот, кто сможет доказать, что Володя когда-нибудь за глаза плохо говорил о женщинах. Уверена, что этого не было! Никогда никому не поверю, если кто-то будет это утверждать…»[4]

Судьбы большинства женщин Высоцкого — сами по себе не просто любопытны. Это сложнейшие, загадочные, трагические житейские новеллы. Утаить их, предать забвению просто грешно.

«Я женщин не бил до семнадцати лет»

Во время выступления в Долгопрудном 21 февраля 1980 года Владимир Семенович, отвечая на записку: «Помните ли вы свою первую любовь?», сперва несколько замешкался, но потом твердо заявил: «Я на вопросы из личной жизни не отвечаю — сколько раз женат, разведен и так далее. А по поводу «первой любви» — конечно, помню. Она же первая, как можно забыть?..»

Знавший Высоцкого, как говорится, с младых ногтей, Аркадий Свидерский в своих мемуарах вскользь упоминает некую Наташу Панову, чью фамилию будущий классик позднее остроумно засекретит в знаменитой песне «На Большом Каретном» — «Стало все по-новой там, верь — не верь…» — «По-новой» — «Па-новой»?.. (Кстати, та самая Наташа Панова в 1965 году приезжала в белорусскую киноэкспедицию фильма «Я родом из детства». Просто так, в гости. Правда, в гости не к Высоцкому, а к оператору картины Александру Княжинскому, в свое время не раз бывавшему в их компании на Большом Каретном. Вот уж, воистину, «переплетение судеб, судеб сплетенье…»)

«Ему почти шестнадцать… Счастливая пора пробуждения чувств, первых встреч, — вспоминает Ирэн Высоцкая, кузина Владимира. — Одной из таких первых романтических привязанностей Володи стала юная родственница нашего соседа, известного закарпатского художника А. Эрдели, на редкость красивая девушка. Так и вижу: она стоит по одну сторону забора, разделяющего наши дома, он — по другую. Беседы тянутся за полночь. И уже тогда, в этих робких ухаживаниях проявляется столь присущее ему на протяжении всей жизни рыцарственное, уважительное отношение к женщине: будь то мать, любимая, любой близкий или даже посторонний человек…»[5]

Шестнадцать лет, безусловно, вполне подходящий возраст для романтических ухаживаний. В том 1954 году Володя в письме своему близкому школьному приятелю Володе Утевскому радостно сообщает с черноморского побережья: «…Скучать я здесь не буду… В Адлере тоже есть кадры, довольно приличные»[6]

Стоп. Простите автору некоторые сомнения: стоит ли продолжать сию летопись дальше?.. Ведь эта, наверняка столь деликатная тема спровоцирует лавину упреков по поводу «кощунственного посягательства на личную жизнь известного человека», многочисленные обвинения в «святотатстве», «танцах на гробе» и т. п. Так, может быть, и в самом деле есть смысл поставить точку?.. Позволительно ли рассматривать строки из писем и стихов Высоцкого, воспоминаний о нем под стократным микроскопом в надежде выудить хоть какую-то потаенную информацию? Не знаю, ей-богу… И хочется, и колется. Но все же «рука тянется к перу, а перо — к бумаге…», как говорил в свое время Владимир Семенович.

Я вовсе не стремлюсь к посмертному распятию Высоцкого. Но почему бы не попытаться опровергнуть грустно-ироническое сожаление поэта, который как-то обмолвился:

«Очень жаль, сонетов не напишут
Про мои любовные дела…» (?)

Трудно узреть что-либо предосудительное в интересе к интимным деталям биографии той или иной выдающейся личности. Чем крупнее творец, тем больший интерес возникает ко всем сторонам его жизни. Заметьте: ко всем. Любая мелочь привлекает внимание и имеет порой особое значение. Как тут не согласиться со все тем же Любеном Георгиевым, который считал, что если данную тему обходить вниманием, то «распространяется чепуха и сплетни. Пришло время вспомнить и о сердечных делах Владимира Высоцкого…»[7] Давайте без табу.

Сам поэт, по-моему, ошибался, чересчур категорично заявив своим слушателям в МГУ 3 ноября 1978 года: «Я вам сокровенных чувств не поверяю. Я считаю, что это лишнее… Если я вам буду рассказывать свои сокровенные чувства, то они вам могут быть совсем неинтересными…»

Да нет же, Владимир Семенович!

В своих стихах и песнях он нередко с документальной точностью фиксировал свои юношеские душевные привязанности. Вспомним хотя бы песенное обращение к братьям Вайнерам: «…А черненькая Норочка с подъезда пять — айсорочка…»