Женщины Великого века

Начавшаяся таким образом сцена на этом не закончилась. Она была ужасной, невообразимой. Всю ночь Жан Расин и маркиза терзали друг друга: он не переставал ее допрашивать, а она яростно защищалась, но силы у нее начали иссякать. Расин хотел добиться правды любой ценой. Не чувствуя ни малейшей жалости к жене, едва державшейся на ногах, он засыпал ее одними и теми же вопросами, надеясь, что рано или поздно она собьется и запутается в противоречивых «показаниях». Обезумевший от ревности, он готов был ее убить, но к утру, окончательно выбившись из сил, маркиза решила признаться: ребенок, которого она носила, был не от Расина, а от шевалье де Рогана. Да, они несколько раз увиделись, всего дважды или трижды, проснулись старые воспоминания, неожиданно оказавшиеся такими волнующими… Она уступила… и вот теперь эти короткие мгновенья принесли свои плоды.

– Но только, – прибавила она, заливаясь слезами, – клянусь, что все кончено. Он вернулся в Бретань, и мы больше никогда не увидимся… никогда, даю тебе слово!

– Слово? Ты чуть не навязала мне ребенка, которого заимела от другого!

– А что мне оставалось? Когда я поняла, что произошло, я просто обезумела, не хотела его, но вот только доктор сказал, что мои подозрения имеют основания, как произошло нечто странное – я перестала бунтовать. Я была почти счастлива! Ребенок! Как это чудесно!

– Можешь считать это чудесным, воля твоя! Но я не желаю его, ни в коем случае!

* * *

Какой ужас вызвала у него эта женщина с вкрадчивым голосом и туманными, двусмысленными речами, к которой Расину пришлось обратиться по совету одного из приятелей! Логово ее, так называемая аптека, попахивало мерзкими историями, тошнотворными тайнами, преступной торговлей гнусным зельем. Захоти он купить яд, и она бы его продала, вне всяких сомнений. Достаточно дать требуемую цену. Но вовсе не это было ему нужно.

– Необходимо прервать нежелательную беременность, – просто сказал он.

– Только и всего? Это легко.

В обмен на золотой женщина вложила ему в ладонь маленький пузырек из темного стекла.

– Пусть она выпьет его содержимое перед сном, и через несколько часов дело будет сделано.

Когда он дал маркизе снадобье, та не протестовала. Она поняла, что, если ребенок не появится на свет, все разногласия между ней и супругом будут устранены. Раз уж она рассталась с шевалье де Роганом…

– Слава богу, дело еще не зашло далеко, – сказала она. – Все будет хорошо.

Но все получилось очень плохо. От той ночи, хотя прошло уже столько лет, у Расина сохранились страшные воспоминания. Маркиза испытывала неимоверные страдания. Явившийся врач сказал, что это выкидыш, даже не поинтересовавшись, чем он вызван.

– Отдых, хорошее питание, и все наладится, – проговорил он с оптимизмом, видимо, искренним, поскольку был полным невеждой.

Ничего подобного не произошло, маркиза слабела день ото дня. Затем у нее началась лихорадка. Ухаживал за женой один Расин. По взаимному согласию они всех удалили из дома, даже Нанетту, чтобы никто не узнал об истинной причине болезни маркизы.

– Скоро я поправлюсь, – повторяла она, – поправлюсь, я чувствую.

Вечером одиннадцатого декабря, когда Расин пришел к ней с чашкой бульона, он нашел маркизу мертвой.

* * *

Драматург поднял глаза на полицейского, и в них было столько боли, что у Ларейни сжалось сердце.

– Теперь вам известно все. Я убил маркизу, не желая того… и воспоминания о той ночи, несмотря на прошедшие годы, жгут меня раскаленным железом. Вы знаете, я снова женился, и моя вторая супруга никогда не слышала об этом ужасном деле, но я, сколько буду жить, никогда не забуду!

В кабинете воцарилась мертвая тишина. Ларейни взял в руки гусиное перо с письменного стола и стал нервно покусывать кончик, глядя в упор на гостя. Глаза его словно старались проникнуть в душу Расина, и тот спросил сдавленным голосом:

– Что вы со мной сделаете? Если собираетесь арестовать, прошу дать мне время увезти из города жену…

Ларейни встал, отбросив перо в сторону.

– Арестовать? Нет… Как вы и сказали, это был несчастный случай. Я знаю – потому что старался это узнать, – что вы ужасно страдали, когда скончалась ваша супруга. Невозможно страдать до такой степени, если желаешь смерти человека. Возвращайтесь домой, господин Расин и… забудьте нашу встречу! Я доложу королю и господину Лувуа об отсутствии состава преступления. Ваша слишком требовательная любовь убила маркизу Дюпарк… не вы!

Шанмеле: «священное чудовище» [103] Великого века В стане маркизов

Январские дни коротки. К четырем часам пополудни таверна «Мартышка», расположенная на улице Вьей-дю-Тампль, уже полностью погрузилась в темноту, и служанка внесла в зал масляные лампы и несколько подсвечников, поставив один на столик неподалеку от двери. Пламя свечей выхватило из мрака молодую пару. Мужчина и женщина, хотя они и сидели друг напротив друга, словно были погружены в свои тайные размышления.

Когда юноше лет двадцати двух – двадцати трех в глаза ударил свет, он вздрогнул и улыбнулся служанке.