Женщины Вены в европейской культуре

«Моя сестра воплощала для меня весь мир, который должен бы любить это (поэтические создания. — Б. Ш.). Она же встречала меня с угрюмым страхом в глазах, как только я приходила к ней со своими стихами. Неужели, возмущалась она, я еще не оставила это несуразное чудачество? До чего же недовольны будут папа, бабушка и тетя, когда узнают об этом! Я понимала, что в чем-то она права, но все же не могла с ней согласиться… При этом она так искренне за меня переживала, что в конце концов разразилась горячими слезами. Я была растрогана и, совершив героическое усилие, пообещала хранить молчание в том случае, если в голове моей вдруг появится „это“, и даже не переносить „это“ на бумагу, а коль скоро меня начнет одолевать искушение, то молча молить Бога дать мне силы устоять перед соблазном… Тупое неприятие моего первого поэтического лепета со стороны самых преданных мне и самых любимых мною людей затянуло мое увлечение литературным творчеством до весьма зрелого возраста, когда меня поощряли к нему другие столь же преданные и любимые люди.

Самые уважаемые — в том числе и моими близкими — авторитеты давно уже заметили мой талантишко и советовали развивать его, но преданнейшие мне люди по-прежнему предпочитали хранить тактичное молчание по поводу злополучных плодов моего духа…»[27]

Даже столь любимая ею бабушка (Фокель) строго отчитала Марию, когда узнала, что стихи, которые сперва так понравились старушке, вышли из-под пера внучки.

И в ту пору, когда признание пришло со стороны, семья в общем-то продолжала не одобрять литературные занятия Марии, исключение составляла, может быть, Ксаверина фон Коловрат, подарившая падчерице в день, когда той исполнилось одиннадцать лет, сочинения Шиллера, так же как и ее кузену Морицу, который был старше Марии на пятнадцать лет и потому являлся для нее «дядей Морицем». Будучи сыном «тети Елены», сестры Франца Дубски, ставшей в трудное время после смерти Евгении матерью пятерых полусирот, он еще тогда почувствовал себя в некоторой степени ответственным за судьбы детей Дубски и следил за их развитием, особенно же внимательно он относился к Марии: