Женщины Вены в европейской культуре

Как часто бывает с детьми выбившихся из бедности родителей, дочери пришлось столкнуться с мелкобуржуазным нравом родителей. Берте особенно досаждала мать:

«…Я не понимала, что заставляло маму, взъерошенную и усталую, с поганой тряпкой в руке, то и дело сновать между шкафами и диванами, когда у нас были горничная и лакей? Она стала злой и запаренной мученицей красивого дома, вместо того чтобы беззаботно прогуливаться по светлым залам и саду… Почему „серьезным делом“ считалось то, что папа курит и читает газету в своей конторе, а когда то же самое он делал в столовой, именовалось „отдыхом“?..»[125]

Девочка росла одиноким существом в ожидании «принца», который избавит ее от постылых будней. Да и родители подумывали о «хорошей партии» для дочери.

«…Папа тешил себя надеждой, что когда-нибудь с неба свалится зять на авто: Гете, Ротшильд, английский герцог и французский посол в одном лице. А дочка пусть покуда существует в консервированном виде или как некое бесполое создание…»[126]

Ее биограф, Сибилла Мюло-Дери, так описывает душевное состояние Берты в те годы:

«…Веселость и приветливость не были свойственны ей. Она не обладала нормальной долей беспечности, не умела хитрить, не была способна на дипломатию. В сущности, она перековала принцип жесткой дисциплины, выработанный родителями, в свое собственное оружие, сделала его средством протеста. Молча, с героической выдержкой она могла часами лежать, обливая себя водой, и смотреть на золотую рыбку, плавающую во впадине живота, до тех пор, пока не станет обладательницей самой узкой талии на свете. Лишь с такой талией она чувствовала себя вправе противиться системе, объявившей узкие талии нормой для женщины…»[127]

Девочка все более замыкалась в своем одиночестве, предаваясь размышлениям о себе и о мире. Но ее презрение к другим и поразительный дар наблюдательности достаточно ощутимо проявились в ее произведениях. В ней возрастает чувство собственной элитарности, о чем можно судить по автобиографическому роману «Параболы Бога».

«…для человека тонкой организации нет ничего более желанного, чем жажда иметь рядом с собой нечто равноценное; более того — пасть ниц перед тем, кто лучше тебя… Для чего, собственно, люди употребляют пищу? Жаль бесчисленных телят, милый салатец, не говоря уже о редиске. И все же это куда приятнее, чем глыбы клетчатки: статская советница Досталь, или господин фон В., или фрау д-р К., в которых все это переваривается…»[128]

В таком душевном состоянии Берта познакомилась с Фридрихом Экштайном. Фридрих Экштайн, друг и коллега ее брата по горному делу, был сыном фабриканта, «универсалом», эрудитом, обладателем «лучшей личной библиотеки в Австрии», вегетарианцем, другом Германа Бара, Рудольфа Штайнера, Артура Шницлера и других. Экштайн, слывший большим оригиналом, был на тринадцать лет старше своей будущей супруги, родители которой не приходили в восторг от этого брака. И Берта вынуждена была дожидаться собственного повзросления, она вышла замуж только в двадцать четыре года, а муж тем временем в угоду ей принял евангелическую веру.