Злые языки шептались, что миледи притворяется сумасшедшей по наущению родни. В таком случае она не смогла бы участвовать в бракоразводном процессе, который сразу же затеял сэр Чарльз. Но, в отличие от мистера Рочестера, приютившего горемыку-жену на чердаке, сэр Чарльз решил раз и навсегда отделаться от прелюбодейки. В качестве ее предполагаемых любовников он называл нескольких коллег, а также принца Уэльского. Но на суде принц так твердо сказал «нет», что его ответ всех убедил (а у королевы Виктории в который раз отлегло от сердца). В 1870 году сэр Чарльз не сумел добиться развода, и лишь 5 лет спустя лорд Коул признал себя виновным в адюльтере. После развода Харриет провела остаток дней в психиатрической клинике, впрочем, довольно уютной, а сэр Чарльз, которому уже перевалило за 40, попытал счастье с 16-летней дочкой священника.
Женщина, закон… и шоппинг
Раз наделив мужей правом наказывать своих жен за проступки, законы не спешили отнимать у них плеть. Даже в XVIII веке судьи отстаивали право мужа бить свою жену, если орудие избиения не приносило ей чрезмерный вред, и лишь к 1880-м годам законники признали это право анахронизмом. Страдавшие от побоев жены могли подать на раздельное проживание, но в таком случае муж продолжал контролировать их финансы, и повторный брак тоже был невозможен. Судьи нехотя вслушивались в мольбы избитых женщин. Вдруг строптивица рассердила мужа своим ворчанием? Почему бы не поучить палкой вредную женушку? Дело-то житейское.
Если муж убивал изменницу-жену, застигнув ее с любовником или просто выслушав ее признание, он считался виновным в убийстве по неосторожности (manslaughter). В тех же обстоятельствах убийца-жена не могла рассчитывать на снисхождение, ее карали по всей строгости закона. Радовало лишь одно – в XIX веке мужеубийц уже не сжигали на костре, а просто вешали.
В готических романах злодеи только и ждут возможности заточить героиню в башне или подземелье, но в реальности ситуация обстояла не многим лучше. Долгое время за мужьями сохранялось право насильно удерживать жен. Если жене удавалось вырваться, заскучавший муж мог подать в суд на восстановление супружеских прав. Судьи преспокойно выносили такие решения, особенно в случае, если беглянка транжирила деньги и вела порочный образ жизни. Но вести женщин домой под конвоем тоже никто не стремился: возвращать жен в ложе семьи мужьям приходилось самостоятельно. В 1836 году Цецилия Кохрейн покинула супруга и проигнорировала решение церковного суда о восстановлении его прав. Обманом заманив беглянку домой, мистер Кохрейн запер за ней двери и заколотил окна, дабы ничто не мешало их совместному счастью. Родственники миссис Кохрейн забили тревогу. Они настаивали на праве habeas corpus, запрещавшем незаконный арест. По их требованию миссис Кохрейн доставили в суд, где мистер Кохрейн должен был доказать законность ее задержания. Но каким бы безупречным ни было поведение Цецилии, судья вынес решение в пользу мужа. Ведь английский закон «
По мере того, как изменялась мораль, а женщины добивались все больших прав, судебные решения тоже претерпевали изменения. Перенесемся в 1891 год, а точнее, в теплый мартовский полдень, когда миссис Эмили Джексон вместе с сестрой возвращалась домой после церковной службы. Внезапно у церкви остановилась карета, из которой выпрыгнули трое мужчин, схватили Эмили и умчали ее в неизвестном направлении. Тем не менее, сестра Эмили догадалась, кто стоит за похищением. Уже несколько лет миссис Джексон проживала отдельно от мужа, игнорируя судебные предписания, повелевавшие ей вернуться. Мистер Джексон взял правосудие в свои руки.
Вместо замка Удольфо он привез Эмили в особняк своего дяди. Полиция отказалась вызволять пленницу, посчитав, что мистер Джексон действует по закону. Тогда родня Эмили вспомнила про habeas corpus. В конце XIX века судьи оказались куда либеральнее своих предшественников. Лорд-канцлер Халсбери назвал насильственное удержание жены правилом абсурдным и устаревшим и отпустил миссис Джексон на свободу.