Женщины вокруг Наполеона

И тем не менее Наполеон заметил скромную красоту Марии Валевской. Она показалась ему живым воплощением грации и нежности. Все сильнее разгоралось в нем желание обладать этим нежным цветком. Что он мог натолкнуться на сопротивление, этого ему не приходило в голову. Никогда еще ни одна женщина не противилась его желаниям – желаниям императора! И он знал, что польские женщины особенно преклонялись перед ним и смотрели на него с благоговением, как на спасителя их отечества.

Когда Талейран произнес в бальной зале магическое слово «император», извещающее о прибытии Наполеона, то на лицах всех собравшихся здесь прекрасных полек отразилось величайшее напряжение. Двери распахнулись, и император французов предстал перед представителями и представительницами польской аристократии. Орлиным взором он быстро окинул все блестящее собрание, и затем начался обход.

Не одно женское сердце билось в этот момент сильнее от одушевления и восхищения перед человеком, во власти которого было и от воли которого зависело сделать счастливым польский народ. Тонко чувствующая графиня Анна Потоцкая, урожденная графиня Тышкевич, говоря о своих переживаниях, рассказывает нам то, что чувствовали вместе с ней многие из ее соотечественниц, когда они увидали в первый раз Наполеона. «Трудно объяснить, – говорит она, – насколько глубоко и неожиданно было впечатление при первом взгляде на него. Я лично испытала нечто вроде столбняка, какое-то немое замешательство, подобное тому, какое можно испытать при виде чуда. Мне казалось, точно его голова окружена сияющим ореолом. Единственная мысль, которая родилась в моем уме после того, как я пришла в себя от своего изумления, была та, что подобное существо не может быть смертным, что такой могучий ум, такой великий гений никогда не может перестать существовать. И в самой глубине моей души я наделила его двойным бессмертием». Когда после этого Наполеон заговорил с ней, она была так смущена, что не могла потом припомнить ни одного слова из его речи, обращенной к ней. Только его улыбку она не могла забыть, – «эту улыбку, свойственную только ему, когда он говорил с женщиной, улыбку, уничтожавшую всю строгость выражения его лица, которую ему придавал его пронзительный взгляд».

И то, что испытывала графиня Потоцкая, то испытывали сердца многих и многих польских дам. Многие из них, наверное, были готовы, подобно Моне-Ване, принести себя в жертву полководцу, который держал в своих руках судьбу их родины. Только здесь полководец не был врагом и возбуждал скорее восхищение, нежели страх.

Может быть, Наполеон, увидя юную графиню Валевскую, подумал, как Уриель Акоста, что «у женщины удивление и любовь одно и то же». Во всяком случае, он знал, что она была одной из самых ревностных и страстных патриоток, он знал, что она преклонялась перед его гением, его славой и его величием, и он знал также, что она была замужем за стариком. Он полагал, что она несчастлива в своем браке; выражение грусти на ее милом личике укрепляла его в этом мнении и усиливало его страсть.

На этом первом балу Наполеон мало говорил с Марией Валевской, хотя и танцевал с ней одну кадриль. По своему обыкновению он спросил ее имя, ее фамилию, кто ее муж и т. д., и, наконец, сделал ей замечание по поводу ее платья. Он нашел, что белый тюль не достаточно выгодно выделяется на белом атласе. Мария отвечала на все его вопросы с неподражаемой грацией и природной застенчивостью, что бесконечно восхищало императора. Ее раскрасневшееся личико и нежная головка, напоминающая воздушные создания Греза, совершенно очаровали его своей невинной красотой. Пока он говорил с министрами и сановниками о политике и делах, его мысли неотступно витали около нее. Он видел только ее, он слышал только ее кроткий, нежный голос, произносивший с милым чужестранным акцентом французские слова, и ее робкий мелодичный смех.

На следующее утро Наполеон находился в состоянии странного возбуждения. Его камердинеру стоило большого труда одеть его, потому что император не мог постоять или посидеть спокойно пяти минут. Он большими шагами расхаживал по комнате, подошел потом к столу с газетами, которые он начал перелистывать беспорядочно, читая то тут, то там и не понимая написанного. Наконец, он не мог больше выдержать неизвестности. После завтрака он возложил на преданного Дюрока поручение положить к ногам графини его чувства и его желания. «Я видел только вас, любовался лишь вами и жаждал только вас! – писал он ей. – Дайте мне скорее ответ, способный утишить сжигающее меня пламя. Наполеон».