Мог ли человек, написавший эти строки, быть действительно грубо-развратным? Нет. Только внешние обстоятельства, его совершенно обособленное положение среди внешнего мира и людей, сделали то, что его поведение по отношению к женщинам является нам иногда в подобном свете. Его неустанная умственная деятельность поглощала все его время и не позволила его впечатлительной способности постепенно развиться и дойти до тончайших ее проявлений. Он был слишком велик, чтобы любить как человек, и слишком мал, чтобы быть любимым как божество.
Ни в одном из любовных эпизодов Наполеона, кроме разве только его любви к Жозефине, мы не находим ни преувеличенной чувственности, ни страсти, ни все забывающей преданности. Для этого великого человека, который ниспровергал троны и вновь создавал их, ни одна женщина не была путеводной звездой. То жгучее пламя, которое дико и неудержимо прорывалось в его первых письмах к несравненной Жозефине, было только подобно потоку лавы из свежего кратера; клокочущий и палящий, он вырывается из недр земли с неудержимой силой, но, постепенно охлаждаясь, он течет по склону горы уже спокойнее и равномернее и, наконец, остывает совершенно.
На первый взгляд Наполеон представляется нам каким-то двойственным существом. Великие и благородные свойства уживаются в нем рядом с недостойными и низменными. Он, такой простой в своих нравах и привычках, окружает свой двор почти восточной роскошью. Он, такой бескорыстный и неэгоистичный в частной жизни, не знает ничего более очаровательного, как неограниченная власть. Он любит одиночество, ничем не нарушаемый покой философа и, однако, сидит на троне, отдавая тем самым свои поступки, свои чувства и мысли общественности. Словом, он объединяет в себе самые противоречивые свойства и является нам освещенным двойным светом, отблески которого, с одной стороны, восхищают нас, а с другой – отбрасывают такие черные тени, что делается даже жутко.
Но еще раз мы находим нужным повторить: если в жизни великого императора женщина и играла подчиненную роль, то все же по отношению к ней он не был грубым тираном; не был он также ни разнузданным человеком, ни развратником. Его известная жестокость была следствием того, что перед глазами его всегда была одна цель, но он не был при этом ни злым, ни дурным человеком. Он обладал слишком сильным характером для того, чтобы быть дурным. Его собственные любовницы, которым, если ему некогда было немедленно заняться с ними, он отдавал приказание раздеваться и ждать его в спальне, отдают ему должную справедливость. Актриса Жорж пишет о нем: «Императора обвиняли в том, что он резок и груб. Это чистейшая клевета, как тысячи других!.. Император, по крайней мере со мной, был всегда добр, весел, ну совершенно как ребенок. Часы летели с ним незаметно, и часто мы были удивлены, что настал уже день». А другая женщина, Ида де-Сент-Эльм, писала несколько лет спустя после смерти Наполеона: «Часто ему приписывали крутость нрава, граничащую со зверской грубостью. Только ненависть и зависть способны продиктовать подобные суждения. Конечно, Наполеон не был большим любезником, но его галантность, если и несколько иного свойства, чем у обыкновенных мужчин, была тем более лестной. Она нравилась, потому что носила его индивидуальный характер. Он не говорил женщине, что она красива, но с тонким чутьем художника детально разбирал ее преимущества».
Несомненно, что Наполеон был доступен всем человеческим страстям и чувствам. Изумительна организация человека, который с величайшим хладнокровием совершает поступки, казавшиеся другим бесчеловечными, и однако способен поддаться очарованию нежного существа, милой, кроткой женщины, любезного, вежливого слова. Но этот впечатлительный корсиканец был обуреваем ненасытным честолюбием, которое является природным импульсом у человека, рожденного повелевать. Перед ним должны отступить все другие чувства, которые, может быть, при иных условиях выступили бы на первый план.
Глава II Женщины юности Наполеона