Женщины времен июльской монархии

В ужасе от размаха, который начинало принимать это дело, Луи-Филипп распорядился собрать 21 августа Палату пэров и Высший Суд. Герцог, еще живой, был немедленно арестован и доставлен в Люксембургскую тюрьму на улице Вожирар. 24-го числа, к вечеру, он умер, так и не признавшись в совершенном преступлении.

Палата пэров тут же приняла постановление о прекращении уголовного преследования в отношении обвиняемого и о закрытии дела. Аналогичным образом повел себя и генеральный прокурор. В результате дело было закрыто .

Это, однако, ничуть не уменьшило морального ущерба, нанесенного двору столь своевременным самоубийством герцога. Скорее наоборот. Теперь народ был больше, чем когда-либо, убежден, что Палата пэров передала мышьяк герцогу, желая спасти честь герцогини Орлеанской и тем самым защитить королевскую семью. Однажды в 1849 году канцлер Паскье, беседуя с Виктором Гюго, очень точно сформулировал это мнение

«Обратите внимание, нам никогда не разубедить народ в том, что именно мы отравили герцога де Пра-лэна. Обвиняемый убийца и судьи-отравители — вот главная мысль, которую они вынесли из всего этого дела. Есть, правда, такие, которые думают, что мы спасли этого жалкого герцога и вместо него подсунули какой-то другой труп. Кое-кто говорит: „Пралэн находится в Лондоне вместе с м-ль Делюзи и получает свои сто тысяч фунтов ренты. Вот так, разъедаемые нелепыми пересудами и ужасными деяниями, рушатся устои этого вконец прогнившего мира“ .

Да, «старый прогнивший мир», порождение революции 1830 года, в череде всех этих скандалов уходил в небытие.

Народ, полный отвращения и разочарования, стал смотреть на толстяка Луи-Филиппа совсем другими глазами и, судя по всему, уже не был склонен к снисхождению.

Вот почему, когда в феврале 1848 года король, побуждаемый министром Гизо, который, в свою очередь, действовал под сильным влиянием своей любовницы, принцессы Льевен, запретил проведение банкета, организованного сторонниками конституционной реформы, парижане немедленно воспользовались этим случаем.

За какие-нибудь несколько часов в городе были сооружены баррикады, а на бульварах появились многочисленные группы людей, распевавших мятежные куплеты. Ветер восстания внезапно задул из Шарона в Пас-си. Поэтому, когда 24 февраля войска начали стрелять в толпу, собравшуюся на бульваре Капуцинов, демонстрация недовольства мгновенно переросла в революцию.

В четыре часа пополудни Луи-Филипп подписал отречение. В пять часов вечера, в сюртуке и круглой шляпе, он бегом промчался по дворцу Тюильри, к которому уже подступала восставшая толпа, добрался до площади Согласия, вскочил вместе с королевой в фиакр и покинул Париж, точно вор, с пятнадцатью франками в кармане.

Ночь беглецы провели в Дре. На следующий день они были уже в Эвре, затем в Трувиле. Оттуда, погрузившись на корабль и, несмотря на ужасную погоду, королевское семейство отплыло в Англию.

А в это время парижане праздновали рождение новой Республики и громко пели, передразнивая тяжелую походку своего теперь уже бывшего суверена, насмешливые куплеты на мотив знаменитой песни «Быки».

И вряд ли этому надо удивляться, потому что французы, привыкшие любое дело заканчивать песнями, на этот раз с огромной радостью хоронили тысячелетнюю монархию, которая внезапно исчезла самым непредвиденным образом, из-за нескольких чересчур доступных дам…

OX УЖ ЭТИ ПОЛИТИКИ 1848 ГОДА, КОТОРЫХ ЖЕНЩИНАМ ПРЕДСТОЯЛО ЛЮБИТЬ…

Часто женщины обожают мужчин за самое смешное, что в них есть…

Кребильон младший

Луи-Филипп покинул Францию, оставив в мятежной столице свою невестку, герцогиню Орлеанскую, и своего внука, графа Парижского, в пользу которых он подписал отречение.

— Прощайте, — сказал он ей перед отъездом, — и будьте мужественны!

Молодая женщина побледнела:

— Как? Вы оставляете меня здесь одну, без родных, без друзей…

Луи-Филипп, чей огромный живот колыхался от жира, хотя многие уверяли, что он «трясся от страха», сказал ей полным лицемерия голосом:

— Моя дорогая Элен, речь ведь идет о спасении династии и о сохранении короны для вашего сына. Останьтесь ради него…

После чего, придерживая шляпу одной рукой и плохо застегнутые панталоны другой, торопливо направился в тюильрийский парк, сопровождаемый королевой Марией-Амелией.

— Благодаря своему положению, Луи-Филипп, чей отец Филипп Эгалите проголосовал за смертный приговор Людовика XVI, прекрасно знал, что делают революционеры с королями, попавшими им в руки.

Час спустя герцогиня Орлеанская, обретя вновь спокойствие, смело направилась вместе с двумя своими сыновьями в Палату депутатов.

Сначала все шло очень гладко. Учредительное собрание, которое все еще не принимало революцию всерьез, встретило ее одобрительными возгласами, а председатель Дюпен отвесил ей почтительный поклон. Он решил немедленно провозгласить графа Парижского королем французов при «регентстве его августейшей матери» и потому воскликнул: