Женщины

Ответом ему была полная тишина. Это было так необычно, что Жорка не стал ни стучать, ни ругаться и пошел вниз по лестнице, все еще в тайной надежде, что его окликнут. Но Дуська не подала голоса.

Женька уезжал. В душе Екатерина Тимофеевна надеялась, что это и к лучшему: может, остынет. А Женька неожиданно спросил, считая, что они с матерью теперь уже найдут общий язык:

— Мама, ты вроде Але что-то обещала насчет комнаты. Может быть, ее на очередь можно поставить? Дело в том, что она летом в техникум поступать будет и ей надо много заниматься…

Екатерина Тимофеевна долго-долго молчала.

— Знаешь что, Евгений… Если раньше было у меня такое намерение, то теперь я его начисто бросаю. Тебя весь завод с нею видел. Скажут: сын с девкой гуляет, а маманя комнатку им обеспечивает, чтобы было где встречаться…

Женька сразу «накалился».

— Мам, прекрати мещанские разговоры! Когда в президиумах сидишь, проповедуешь уважение к людям…

— Вот-вот, я уж у тебя мещанкой стала! — всхлипнула Екатерина Тимофеевна. — Дурак, дурак ты, Женька! Не хочу я тебя слушать. Пожалуйста, вяжись, с кем хочешь, подбирай на улице!..

Женькины скулы наливались злой краской. Видно было, что он хочет сказать много. Но он только выговорил отрывисто:

— Эх, товарищ мама!.. «На улице»!.. А вообще-то, если хочешь знать, не позор подобрать, а позор мимо пройти. — И уже в дверях бросил: — Не о чем нам тогда и разговаривать.

Он ушел, а Екатерина Тимофеевна плакала, ужасаясь собственным несправедливым, но, как ей казалось, необходимым словам.

…Женька уехал. И очень долго ничего матери не писал. Екатерине Тимофеевне некому было рассказать о своей обиде: такое на люди не вынесешь, ни с кем не поделишься. Но она была не из тех людей, которые во всем полагаются на бег времени, на авось. Она любила шагать впереди судьбы и поворачивать ее по-своему. Поэтому через несколько дней после Женькиного отъезда Екатерина Тимофеевна через начальника цеха попросила Алю зайти в завком не в приемные часы.

Та пришла. Они встретились за тем столом, за которым полгода назад познакомились впервые. Аля сидела тоже настороженная, но, как видно, приготовившаяся к трудному разговору. На круглом, хотя и похудевшем ее лице уже не было просительно-виноватого выражения. И сидела она уже не на краешке стула.

— Как же так, Аля? — начала Екатерина Тимофеевна, глядя мимо Алиного лица. — Нехорошо как-то у нас с тобой получается… Я к тебе всей душой, а ты от меня прячешься.

— Я не прячусь, — тихо сказала Аля. — Мне кажется, вы сердитесь… Вот я к вам на глаза и не лезла.

— Евгений тебе пишет? — вдруг в упор спросила Екатерина Тимофеевна.

— Да…

Обе помолчали. Аля моргнула и сказала, оживляясь:

— Вы, Екатерина Тимофеевна, может быть, что-то про нас плохое думаете? Но ничего нет… плохого. Просто я, со своей стороны, очень вашего Женю люблю. Что же мне делать, если я его люблю?

«Еще бы ты не любила!» — подумалось Екатерине Тимофеевне.

— А ты про ребенка Евгению сказала?

— Он знает, — прошептала Аля, отвернувшись. — Ведь вы же ему рассказали… Думали, я сама не сумею?

Екатерина Тимофеевна собиралась с мыслями. «Что же это я с ней о таких вещах через казенный стол разговариваю, как на приеме?» — подумала она, встала и поманила Алю к дивану. Та недоверчиво села и ждала.

— Аля, — набравшись духу, сказала Екатерина Тимофеевна. — У меня к тебе разговор будет дружеский. По совести говоря, я тебе кое в чем помогла и в десять раз больше еще для тебя сделать готова. Но я тебя прошу: оставь Женьку в покое. Ему еще учиться два года, на работу устраиваться. Неизвестно, куда пошлют. Семью ему заводить рано. Ты тоже на ногах не стоишь («Дуськины слова», — подумала Аля), хвост у тебя в деревне. Глупостей ты уже натворила, можно бы и за ум взяться. Учиться бы поступила лучше…

— А я и хочу, — подавив обиду, поспешно сказала Аля. — Разве вам Женя не говорил? Честное слово, я буду учиться, Екатерина Тимофеевна. Я ведь очень хорошо в деревне училась. Правда, здесь спроса больше, но ведь там мне помочь абсолютно некому было, а тут Женя… А если его куда пошлют, я с ним — с радостью, минуточки не задумаюсь!..

Но тут Аля заметила, что ее слова вовсе не действуют на Екатерину Тимофеевну. И она сразу осеклась.

— Вы совсем не потому… Просто вы не хотите, чтобы Женя со мной дружил. Потому что я деревенская, и потому…

— Нет! — заставила себя крикнуть Екатерина Тимофеевна. И добавила уже тихо: — Я сама деревенская… Но лучше, Аля, для жизни, когда по себе выбираешь.

— А я по себе, — с убежденностью сказала Аля. — Какого мне еще надо?..

«Вот ведь навязалась!.. — подосадовала Екатерина Тимофеевна. — Ну как ей всю правду сказать? Она за собой никаких грехов не видит…» И начала опять с того, что пообещала Але и комнату отдельную выхлопотать или еще того лучше: на другое предприятие ее устроить, где и заработки выше, и квартиру сразу дадут, и техникум свой там есть — все условия хорошие. Но только чтобы она отступилась от Женьки. Мало ли еще встретится хороших ребят?