Женская рука

Уолт Уэлли прочесывал свалки. Правда, кроме него, тем же занимались и другие ловкачи. Но если говорить о том, что может пригодиться человеку, так более верного глаза на такие вещи ни у кого не было: использованные батареи и скрипучие кровати, коврик, на котором пятен сразу и не заметишь, проволока и еще раз проволока, настольные и стенные часы, только и дожидающиеся мига, когда их снова пустят догонять время. Задний двор у семейства Уэлли был завален предметами и коммерческого, и вполне загадочного назначения. А лучше всего там был ржавый котел, в котором близнецы устроили себе домик для игр.

— А как насчет того самого? — Уолт толкнул жену.

Она чуть не ступила в дыру в прогнившем полу кухни.

— Насчет чего того самого?

Полудогадка вызвала у нее полусмешок. Потому что Уолт умел играть на ее слабости.

— Насчет того, чтобы поваляться.

И тут опять началась воркотня. Волоча ноги по дому, она почувствовала, что одежда раздражает ей кожу. Лучи солнца падали своей желтизной на серые вороха незастеленных постелей, превращали в золото хлопья пыли по углам комнат. Что-то угнетало ее, какой-то груз давил ей на грудь всей своей тяжестью.

Ну конечно! Похороны!

— А знаешь, Уолт, — сказала она, как всегда сразу меняя тон. — Ты неплохо придумал. По крайней мере мальчишки не будут озоровать. Не знаю только, снизойдет ли до нас этот паршивец Ламми.

— Дождется он, оторву я ему башку, — сказал Уолт.

— Да у него переходный возраст.

Она стояла у окна с таким видом, точно ей было известно решительно все на свете. Это похороны настроили ее на торжественный лад. Вся покрылась мурашками.

— Хорошо, что ты надумал съездить на свалку, — сказала она, направив уничтожающий взгляд на краснокирпичное здание по ту сторону шоссе. — Что меня вконец расстраивает, так это когда покойника мимо моего дома несут.

— Вынос-то не отсюда, — успокоил он жену. — Ее в тот же вечер вывезли. Хоронит «Персональное обслуживание» Джексона.

— Хорошо, что она отдала концы в начале недели. В пятницу — субботу не очень-то персонально тебя обслужат.

Миссис Уэлли стала готовиться к поездке на свалку. Одернула платье. Сунула ноги в туфли.

— А она-то поди думает: гора с плеч. Но виду не подает. Ведь как-никак сестра. Дэйзи, наверно, все кишки у нее вымотала.

Тут миссис Уэлли вернулась к окну. Точно почувствовала. Ну конечно! Вон она! Опять полезла в почтовый ящик, будто не все оттуда уже выгребла. Лицо миссис Хогбен, склонившейся над кирпичной стойкой, в которую был вцементирован почтовый ящик, выражало все, чего ждут от удрученного тяжелой потерей человека.

— Дэйзи была ничего, — сказал Уолтер.

— Дэйзи была ничего, — согласилась с ним его жена.

И вдруг ее кольнула мысль: а вдруг Уолт, вдруг Уолт с ней…

Миссис Уэлли поправила прическу. Если бы ей не хватало того, что было дома, — а вспоминающие глаза подтвердили, что вполне хватало, — она, может, и сама ступила бы на ту же дорожку, что и Дэйзи Морроу.

По другую сторону шоссе послышался голос миссис Хогбен.

— Мег! — позвала она. — Маргарет!

Но, как всегда, крикнула так куда-то, без всякого направления. Сегодня ее голос звучал пожиже.

Потом миссис Хогбен ушла.

— Меня как-то взяли на похороны, — сказала миссис Уэлли. — И говорят: загляни в гроб. Хоронили жену одного дядьки. Он был сам не свой от горя.

— Ну и заглянула?

— Так, для виду.

Уолт Уэлли пыхтел в жаркой комнате.

— Как ты думаешь, когда от них начинает идти тяжелый дух?

— Тяжелый дух? Этого там не допустят, — решительно ответила его жена. — От тебя от самого идет тяжелый дух. И что ты не помоешься, Уолт?

Но его дух все-таки был приятен ей. Этот дух проводил ее из тени в яркую солнечную полосу. Они смотрели друг на друга, а их тела делали свое дело. Лица у обоих светились уверенностью в непреложности жизни.

Уолт щипнул ее за левый сосок.

— Завернем по дороге к «Быку» и возьмем там те самые холодные бутылочки.

На сей раз он сказал это шепотом.

Миссис Хогбен крикнула еще раз-другой. Прохлада комнат ударила ей в лицо сразу за кирпичной кладкой входа. Она любила прохладу, но не холод, а сейчас ее ознобило, и очень уж внезапно. И она заныла чуть слышно, жалуясь на то, сколько всего человеку приходится терпеть, а тут еще и смерть. Хотя умерла ее сестра Дэйзи, миссис Хогбен оплакивала не сестру, а свою смерть, которая только и ждет, когда можно будет пожаловать за ней самой. Она крикнула: «Ме-ег!» Да разве кто-нибудь придет тебе на помощь! Она остановилась и стала рыхлить землю у корней алюминиума. Ей всегда надо было что-нибудь делать. Работая, она чувствовала себя лучше.

Мег ее, конечно, не слышала. Она стояла среди кустов фуксии, выглядывая из их зеленой сени. Она была тоненькая и веснушчатая. И уж сегодня-то, наверно, выглядит ужасно, потому что мама велела ей надеть школьную форму ради парадного выхода на похороны тети Дэйзи. При таких обстоятельствах она не только казалась, но и на самом деле была худее обычного. А еще эта миссис Айрленд, которая только и печется что о спорте, запретила ей косолапить и велела следить, чтобы носки врозь, не то так и вырастет с вывернутыми внутрь коленками.