Женская тетрадь

Так вот. Коллизия шиллеровской пьесы понятна почти всем работающим женщинам среднего возраста. Потому что «Елизаветой» можно почувствовать себя, возглавляя магазинчик, библиотеку, вообще любое хозяйство. Возникнет такая вот «Мария Стюарт», которая – моложе, и мужчины к ней липнут, и на твое хозяйство она покушается. И вдруг оказывается в твоей власти ее уничтожить или помиловать… И надо прыгнуть выше головы, встать над собственной женской сучестью и принять чистое, не-половое решение. Да, это вполне реальная драма – у Шиллера очищенная, возвышенная и переведенная в регистр трагедии. Шиллера волновала фигура главного ответственного за земную жизнь – фигура короля, он хотел воздействовать на нее, убеждать, воспитывать. Король может оказаться королевой – надо воспитывать, убеждать и королеву. В «Марии Стюарт» есть такие милые персонажи, стремящиеся поднять королеву до некоего божественного уровня, где она могла бы принимать идеальные решения…

Все эти рассуждения навеяны спектаклем БДТ в режиссуре Темура Чхеидзе. На «Марию Стюарт» пригласил меня Виталий Яковлевич Вульф, театровед, переводчик, автор-ведущий программы «Мой серебряный шар», который выступал в Петербурге с концертными рассказами. Первый раз в жизни я присутствовала в этом театре по высшему разряду: ложа бенуара у сцены, чай в антракте в кабинете Товстоногова, который и сам бы вышел к Вульфу, но не мог по такой мелкой и досадной для театрального человека причине, как физическая смерть. А другой, метафизической смерти, у Георгия Александровича пока что не наступило. Дух его бродит по театру и решительно во все вмешивается. Неугодные спектакли и неприятных людей этот дух, хмурясь и сердито кашляя (поскольку небесное «Мальборо» еще крепче земного), по-моему, просто-напросто выживает.

Тимура Чхеидзе, нынешнего главрежа и постановщика «Марии Стюарт», дух Товстоногова, конечно, разрешил: их «формулы» частично подобны. Во-первых – и это принципиально важно, – Чхеидзе, как и Товстоногов, видит и ощущает себя в русле определенных театральных традиций, где театральный текст вырастает и опирается на текст драматической литературы. А цветок не может сам осквернить или уничтожить собственные корни. Сохранность рождающего и питающего места обязательна, но и требования к нему высоки: традиционный жизнеподобный театр нуждается в классике.

Во-вторых, оба режиссера грузины и пристрастия своего национального театра знают и воспроизводят отлично. Здесь и прививка восточной «высокой символичности» к любому быту, и симпатия к пафосу и людям пафоса (к примеру, разве Максим Горький – лучший русский драматург? А именно его предпочитал Товстоногов), и приверженность к красоте и красивости. В-третьих, у обоих режиссеров есть добронамеренная творческая воля (в наше время выяснилось, что это для данной профессии вовсе не обязательно).

Но и разница режиссеров очевидна – как разница между масштабным живописным полотном и гравюрой на дереве. Чхеидзе графичней, камернее и герметичней Товстоногова, он любит серые и черные тона в оформлении, легкую «фортепьянную» игру артистов, скупое «точечное» освещение; воздух его композиций кажется сухим, разреженным и холодным, как на вершинах гор. При этом Шиллер ему удается вот уже второй раз. Высокая моральная алгебра автора «Коварства и любви» неплохо сочетается с горным стилем режиссера. У новой «Марии Стюарт» только одна проблема, из-за которой, собственно, в рассказе и появился Виталий Вульф.

Виталий Яковлевич прежде всего восторженный и благодарный зритель, который, начиная с сороковых годов, видел в русском театре – всё[1]. Он видел «Марию Стюарт» во МХАТе с Тарасовой и Степановой и не понаслышке знает, какие такие бывают королевы на сцене. Поговаривают, в его речах всегда есть элемент фантазии, что нисколько не умаляет доверия слушателей к потоку рассказа: этот поток одушевлен личным чувством, а это, извините, в наши дни круче валюты. Что нам истина? Наши глаза слишком слабы для ее восприятия. Увидеть и услышать человека, которого волнует что-то иное, нежели ближайшие собственные нужды, – волнует чужая судьба, чей-то талант, посторонняя любовь – достаточно для учащения пульса и некоторых изменений в составе крови. Вульф обожает Степанову и Тарасову. Все последующие героини всех последующих театральных эпох для него в лучшем случае – «знак, намек на былое…». Эти актрисы для зрителя с более чем полувековым стажем – идеал. Почему?