Женская война

Двор был заполнен врагами. Шестьдесят солдат гарнизона сообща старались защитить вход в комнаты Каноля. Со стороны слышались крики и выстрелы; это доказывало, что везде дерутся.

— Комендант! Комендант! — закричали солдаты, увидев Каноля.

— Да, да, — отвечал он, — комендант ваш пришел умереть с вами! Мужайтесь, друзья мои! Вас взяли изменой, не надеясь победить.

— На войне все хорошо, — сказал насмешливым голосом Равайи, у которого рука была подвязана и который призывал своих солдат схватить Каноля.

— Сдавайся, Каноль, сдавайся! — кричал он. — Тебе предложат выгодные условия.

— А, это ты, Равайи! — вскричал Каноль. — Я думал, что уж заплатил тебе долг дружбы! Но ты еще недоволен, так погоди же…

Каноль, прыгнув шагов на пять-шесть вперед, метнул в Равайи топор, который он держал в руке, с такой силой, что рассек шлем и латный воротник стоявшего рядом с Равайи офицера из горожан; тот упал замертво.

— Черт возьми! Вот каким образом ты отвечаешь на мою учтивость? — сказал капитан навайльцев. — Пора бы мне привыкнуть к твоей манере! Друзья мои, он с ума сошел. Стреляйте в него, стреляйте!

Тотчас из неприятельских рядов раздался залп. Пять или шесть человек упало около Каноля.

— Пали! — закричал он своим. — Огонь!

По его приказанию выстрелили только три или четыре мушкета. Захваченные врасплох в ту самую минуту, когда они меньше всего ожидали нападения, и растерявшиеся в ночной темноте, солдаты Каноля потеряли боевой дух.

Каноль понял, что делать нечего.

— Вернемся в дом, Вибрак, — сказал он, — возьмем с собой и солдат. Забаррикадируем двери и сдадимся только тогда, когда они возьмут нас приступом.

— Огонь! — закричали два голоса — Эспанье и Ларошфуко. — Вспомните об убитых товарищах, они требуют мщения! Огонь!

Опять град пуль засвистел вокруг Каноля, но не нанес ему вреда, однако значительно уменьшил его отряд.

— Назад! — закричал де Вибрак. — Отступаем.

— Вперед! Вперед! — кричал Равайи. — За ними, скорей!

Враги бросились вперед. Каноль не более чем с дюжиной солдат выдержал их натиск; он поднял ружье убитого солдата и действовал им как палицей.

Все его товарищи вошли в дом. Он вошел туда после всех, вместе с Вибраком.

Оба они с неимоверными усилиями закрыли дверь, несмотря на противодействие осаждавших, и заперли ее огромным железным засовом.

Окна были с железными решетками.

— Топоры! Тараны! Если нужно — пушки сюда! — кричал герцог де Ларошфуко. — Мы должны взять их живыми или мертвыми.

Страшный залп последовал за этими словами — две или три пули пробили дверь. Одна из этих пуль раздробила бедро Вибраку.

— Ну, комендант, — сказал он, — мое дело кончено, теперь постарайтесь устроить ваше; меня это больше не касается.

И он опустился на землю около стены, потому что уже не мог стоять на ногах.

Каноль осмотрелся кругом: человек двенадцать могли еще защищаться. В числе их находился и сержант, которого он оставил дежурить в подземелье.

— Где факел? — спросил барон. — Куда ты девал факел?

— Признаться, я бросил его там, у бочонка, господин комендант.

— Он еще горит?

— Вероятно.

— Хорошо. Выведи всех этих людей через заднюю дверь. Постарайся выторговать для себя и для них самые выгодные условия. Остальное уже мое дело.

— Но, мой командир…

— Повиноваться!

Сержант опустил голову и подал солдатам знак идти за ним. Все они скоро исчезли во внутренних помещениях: они поняли намерение Каноля и вовсе не желали взлететь с ним на воздух.

Каноль на миг прислушался: дверь рубили топорами что, однако, не мешало стрельбе продолжаться. Стреляли наудачу, стреляли по окнам, полагая, что за ними спрятались осажденные.

Вдруг страшный грохот показал, что дверь подалась, и Каноль услышал, как толпа нападавших бросилась в дом с радостными криками.

— Хорошо, хорошо, — прошептал он, — через пять минут эти радостные крики превратятся в стоны отчаяния.

И он бросился в подземелье.

Там, на бочонке с порохом, сидел молодой человек, у ног его дымился факел; он закрыл лицо обеими руками.

Услышав шум, юноша поднял голову.

Каноль узнал госпожу де Канб.

— А, вот и он, наконец! — вскричала она, поднимаясь.

— Клер! — прошептал Каноль. — Зачем вы здесь?

— Умереть с вами, если вы хотите умереть.

— Я обесчещен! Я погиб! Мне остается только это.

— Вы спасены, и со славой, вы спасены мною!

— Вы погубили меня! Слышите ли их? Они идут, вот они! Бегите, Клер, бегите через это подземелье! Остается еще минут пять, это больше, чем вам нужно…

— Я не бегу, я остаюсь.

— Но знаете ли, зачем я сошел сюда? Знаете ли, что я хочу сделать?

Госпожа де Канб подняла факел, поднесла его к бочонку и сказала:

— Догадываюсь!

— Клер! — вскричал испуганный Каноль. — Клер!

— Скажите еще раз, что хотите умереть, и мы умрем вместе.

Бледное лицо Клер показывало такую решимость, что Каноль убедился: она исполнит обещание. Он остановился.

— Но чего же вы хотите, наконец? — спросил он.

— Сдайтесь!

— Никогда!

— Время драгоценно, — продолжала виконтесса, — сдавайтесь! Предлагаю вам жизнь, предлагаю вам честь, потому что предоставлю вам превосходное извинение — измену!