— Так они назначили свидание!.. — воскликнул молодой человек, ломая руки. — О, я непременно отомщу им!..
Ковиньяк хотел еще пошутить, но молодой человек повелительно махнул рукой, а другою снял с себя маску. Перед спокойным взором Ковиньяка появилось бледное негодующее лицо Нанон.
VIII
— Здравствуйте, сестричка, — сказал Ковиньяк Нанон, невозмутимо подавая ей руку.
— Здравствуйте. Так вы узнали меня?
— В ту же минуту, как увидел вас; мало было спрятать лицо, следовало еще прикрыть это прелестное родимое пятнышко и жемчужные зубы. Ах, кокетка, если вы думаете скрываться, так надевайте маску, которая бы скрыла вас полностью, но вы этого не сделали… et fugit ad salices…[6]
— Довольно, — сказала Нанон повелительно, — поговорим серьезно.
— Я и не прошу большего; только говоря серьезно, можно устраивать выгодные дела.
— Итак, вы говорите, что виконтесса де Канб здесь?
— Собственной персоной.
— А господин де Каноль уже вошел в гостиницу?
— Нет еще, он сходит с лошади и отдает поводья лакею. Ага! Его увидали и оттуда! Вот растворяется окно с желтыми занавесками; вот показывается головка виконтессы! Спрячьтесь, сестрица, или все погибнет!
Нанон отпрянула вглубь кареты и судорожно сжала руку Ковиньяка, который смотрел на нее с отеческим состраданием.
— А я ехала к нему в Париж, — сказала Нанон, — всем рисковала, чтобы видеть его!
— Ах, вы приносили жертвы, сестрица! И ради кого? Такого неблагодарного! По правде говоря, вы могли бы получше распорядиться вашими благодеяниями!
— Что они станут говорить теперь, когда они вместе? Что станут делать?
— Честное слово, дорогая Нанон, не знаю, что и отвечать вам на этот вопрос. Проклятие! Думаю, что они будут говорить о своей любви…
— О, этого не будет! — вскричала Нанон с бешенством, кусая свои ногти, гладкие, как слоновая кость.
— А я, напротив, думаю, что это будет, — возразил Ковиньяк. — Фергюзон получил приказание никого не выпускать из комнаты, но ему позволено впускать туда всех. В эту самую минуту, вероятно, виконтесса и барон де Каноль обмениваются друг с другом самыми милыми и нежными приветствиями. Ах, Нанон, вы слишком поздно взялись за ум.
— Вы так думаете? — сказала она с выражением иронии, ненависти, хитрости. — Вы так думаете? Хорошо, садитесь со мной, жалкий дипломат.
Ковиньяк повиновался.
— Бертран, — продолжала Нанон, обращаясь к одному из лакеев, — вели кучеру повернуть потихоньку и ехать в рощицу, которую мы видели при въезде в селение.
Потом она повернулась к брату и прибавила:
— Там удобно будет нам переговорить?
— Очень удобно, но позвольте и мне принять некоторые меры предосторожности.
— Извольте.
Ковиньяк дал знак: за ним отправились четверо из его людей, которые слонялись вокруг гостиницы и тихонько переговаривались, напоминая разнежившихся на солнце шершней.
— Прекрасно сделали, что взяли их с собой, — сказала Нанон, — и послушайте меня, возьмите-ка лучше человек шесть, и мы сможем наделать тем двоим хлопот.
— Хорошо, — отвечал Ковиньяк, — мне только этого и нужно.
— В таком случае вы будете совершенно довольны, — отвечала Нанон.
Карета повернула и увезла Нанон, которая вся горела, и Ковиньяка, по-видимому хладнокровного и спокойного, но решившегося внимательно выслушать предложение своей сестры.
Между тем Каноль, услышав радостный крик виконтессы де Канб, бросился в дом и вбежал в ее комнату, не обратив никакого внимания на Фергюзона, который торчал в коридоре и преспокойно пропустил Каноля, потому что не имел на его счет какого-то особого приказа, а впускать позволено было всех.
— Ах, барон, — вскричала виконтесса, увидав его, — входите скорее, потому что я жду вас с особенным нетерпением!
— Ваши слова сделали бы меня счастливейшим человеком, если б ваша бледность и смущение не говорили мне, что вы ждете меня не ради меня.
— Да, барон, вы правы, — продолжала Клер с прелестной своей улыбкой, — я хочу еще раз быть у вас в долгу.
— Чем могу служить?
— Избавьте меня от опасности, которой я еще сама не знаю.
— От опасности?
— Да. Погодите.
Клер подошла к двери и задвинула засов.
— Меня узнали, — сказала она.
— Кто?
— Какой-то человек, я не знаю его имени, но лицо и голос его мне знакомы. Мне кажется, я слышала его голос в тот самый вечер, как вы получили в этой комнате приказание ехать в Мант. Мне также кажется, что я узнала его лицо в Шантийи в тот день, когда я заменила принцессу Конде.
— Так кто же он?
— Должно быть, агент герцога д’Эпернона и потому, наверно, наш враг.
— Черт возьми! — сказал Каноль. — И вы говорите, что он узнал вас?..
— Я в этом уверена: он называл меня по имени, уверяя притом, что я мужчина. Здесь везде офицеры королевской партии. Все знают, что я принадлежу к партии принцев, и, может быть, рассчитывали помешать мне. Но вы приехали, и я ничего больше не боюсь. Вы сами офицер, тоже сторонник королевской партии, стало быть, будете моим щитом.
— Увы, — проговорил Каноль, — я боюсь, что смогу предложить вам только защиту и покровительство моей шпаги.
— Что это значит?
— С этой минуты я уже не служу королю.
— Правда ли это? — вскричала Клер в восторге.