— А я, — прибавила Клара, — возьму Сен-Жорж с одною ротою, дайте мне навайльцев, и я за все отвечаю.
— Об этом стоит подумать, — сказала принцесса, а между тем герцог, улыбаясь самою презрительною улыбкою, с жалостью смотрел на этих женщин, рассуждавших о военных делах, которые затруднили бы мужчин, самых смелых и самых предприимчивых.
— Я готов слушать вас, виконтесса, — сказал Лене, — пожалуйте сюда.
И Лене увел Клару к окошку.
Клара сказала ему на ухо свою тайну. Лене вскрикнул от радости.
— Действительно, — сказал он принцессе, — на этот раз, если вы предоставите виконтессе полную свободу действовать, Сен-Жорж будет взят.
— А когда? — спросила принцесса.
— Когда угодно.
— Виконтесса — великий полководец! — сказал Ларошфуко с насмешкой.
— Вы будете судить об этом, — возразил Лене, — тогда, когда войдете в крепость, не истратив ни одного патрона.
— Тогда буду с вами согласен.
— Если дело так верно, как вы говорите, — сказала принцесса, — так надобно все кончить завтра.
— Извольте назначить день и час, — отвечала виконтесса, — я буду ждать в своей комнате приказания вашего высочества.
Она поклонилась и ушла. Принцесса, в одну минуту перешедшая от гнева к надежде, сделала то же. Маркиза де Турвиль пошла за нею. Эспанье, повторив свои обещания, тоже вышел, и герцог де Ларошфуко остался один с Лене.
VII
— Любезный господин Лене, — сказал герцог, — женщины завладели войною, стало быть, мужчины должны прибегнуть к интриге. Мне говорили о господине Ковиньяке, которому вы поручили набрать роту, и рассказывали, что он очень ловкий человек. Я призывал его к себе. Нельзя ли как-нибудь увидеться с ним?
— Он уже ждет.
— Так позвать его.
Лене позвонил.
Вошел лакей.
— Позови сюда капитана Ковиньяка, — сказал Лене.
Через минуту старинный наш знакомец показался в дверях. По обыкновенной своей осторожности он не пошел далее.
— Подойдите, капитан, — сказал герцог, — я герцог де Ларошфуко.
— Я вас знаю, — отвечал Ковиньяк.
— А, тем лучше! Вам поручено было набрать роту?
— Она здесь.
— Сколько у вас человек?
— Полтораста.
— Хорошо одеты? Хорошо вооружены?
— Хорошо вооружены, дурно одеты. Я прежде всего занялся оружием, как самою необходимою вещью. Что же касается одежды, то у меня недостало денег, потому что я человек чрезвычайно бескорыстный и действовал только из преданности к принцам: ведь я получил только десять тысяч ливров от господина Лене.
— И с десятью тысячами ливров вы набрали полтораста человек солдат?
— Да.
— Это удивительно!
— У меня есть особые средства, мне одному известные, ими-то я действую.
— А где ваши люди?
— Они здесь. Вы увидите, ваша светлость, что за удивительная рота, особенно в нравственном отношении. Все они из порядочных людей, ни одного нет из черни.
Герцог де Ларошфуко подошел к окну и действительно увидел на улице полтораста человек разных лет, разного роста и разных званий. Они стояли в два ряда под командою Фергюзона, Баррабы, Карротена и двух их товарищей в великолепных мундирах. Все эти люди гораздо более походили на разбойников, чем на воинов.
Как сказал Ковиньяк, они были одеты очень дурно, но вооружены превосходно.
— Даны ли вам какие-нибудь приказания насчет ваших людей? — спросил герцог.
— Мне приказано доставить их в Вер, и я жду только ваших распоряжений, чтобы передать мою работу господину Ришону. Он ждет ее.
— Но вы сами не останетесь в Вере?
— Я, ваша светлость, имею правилом не запирать себя в четыре стены, когда могу быть свободен, как воздух. Я уже таков уродился.
— Хорошо! Живите, где вам угодно, но отправьте ваших людей в Вер.
— Так они должны решительно поступить в число гарнизона этой крепости?
— Да.
— Под команду господина Ришона?
— Да.
— Но, ваша светлость, — возразил Ковиньяк, — что будут делать мои люди в крепости, когда там есть уже человек триста?
— Вы очень любопытны.
— О, я расспрашиваю вашу светлость не из любопытства, а из страха.
— Чего вы боитесь?
— Боюсь, что их осудят на бездействие, а это будет очень жаль. У кого ржавеет хорошее оружие, тому нет оправдания.
— Будьте спокойны, капитан, они у нас не заржавеют, через неделю они увидят огонь.
— Так их у меня убьют?
— Очень может быть! Или, может статься, имея особенное средство вербовать солдат, вы тоже имеете средство превращать их в неуязвимых?
— О, дело совсем не о том. Но я желаю, чтобы мне заплатили за них, пока они не убиты.
— Да разве вы не получили десяти тысяч ливров, как сами сознавались мне?
— Да, в задаток. Спросите у господина Лене, он человек аккуратный и, верно, помнит наши условия.
Герцог обернулся к Лене.
— Все это правда, герцог, — сказал правдивый советник. — Мы дали капитану Ковиньяку десять тысяч ливров наличною монетою на первые издержки, но мы обещали ему еще по сто экю за каждого человека сверх этих десяти тысяч.
— В таком случае, — сказал герцог, — мы должны капитану тридцать тысяч.
— Точно так.
— Вам отдадут их.
— Нельзя ли теперь, ваша светлость?
— Никак нельзя.
— Почему же?
— Потому что вы принадлежите к числу наших друзей, а прежде всего надо приманивать чужих. Вы понимаете, угождают только тем людям, которых боятся.