Вдруг, когда Каноль уже думал, что ему остается ждать недолго, странное беспокойство овладело веселою толпою. Каноль заметил, что в разных местах собирались группы и смотрели на него со странным участием, в котором было что-то печальное. Сначала он приписал это участие своим достоинствам, своей ловкости и чванился им, не подозревая настоящей его причины.
Наконец он заметил, как мы уже сказали, что в этом внимании, обращенном на него, было что-то печальное, он улыбкою подошел к одной из групп. Люди, составляющие ее, силились улыбнуться, но заметно смутились, те, кто не говорил с Канолем, отошли.
Каноль повернулся и увидел, что мало-помалу все исчезали. Казалось, что роковая новость вдруг распространилась в обществе и поразила всех ужасом. Сзади его ходил президент Лалан, поддерживая одною рукою подбородок, а другую засунув под жилет, и казался очень печальным. Президентша, взяв сестру под руку и пользуясь минутою, когда ее никто не видал, подошла к Канолю, и, не обращаясь особенно ни к кому, сказала таким голосом, что Каноль вздрогнул.
— Если бы я была в плену и даже обеспечена честным словом, то, боясь, что не сдержат данного мне обещания, я бросилась бы на добрую лошадь, доскакала до реки, заплатила бы десять, двадцать, сто луидоров перевозчику, если нужно, и спаслась бы…
Каноль с удивлением посмотрел на обеих дам, и обе дамы с ужасом сделали ему знак, которого он не понял. Он подошел к ним, желая попросить объяснения этих слов, но они убежали, как привидения: одна прижала палец к губам, желая показать ему, что надобно молчать, другая подняла руку, показывая ему, что надобно бежать.
В эту минуту у решетки раздалось имя Каноля.
Барон вздрогнул. Это, верно, посланный виконтессы. Каноль бросился к решетке.
— Здесь ли барон Каноль? — спросил грубый голос.
— Я здесь, — отвечал барон, забывая все, кроме обещания, данного Кларою.
— Вы точно Каноль? — спросил сержант, входя в калитку, за которою он до сих пор стоял.
— Да.
— Комендант Сен-Жоржа?
— Да.
— Бывший капитан Навайльского полка?
— Да.
Сержант обернулся, подал знак, тотчас явились четыре солдата, стоявшие за каретой. Карета подъехала так, что дверцы ее почти касались калитки. Сержант пригласил Каноля сесть. Барон оглянулся: он был решительно один. Только вдалеке, между деревьями, увидал он госпожу Лалан и сестру ее: они стояли, поддерживая одна другую, и смотрели на него с состраданием.
— Черт возьми! — сказал он, ничего не понимая. — Виконтесса выбрала мне престранную свиту. Но, — прибавил он, улыбаясь, — нечего разбирать средства!..
— Мы ждем вас, господин комендант, — сказал господин сержант.
— Извините, господа! Иду.
Он сел в карету. Сержант и два солдата сели возле него, третий солдат поместился с кучером, а четвертый сел на запятки. Тяжелая карета покатилась так скоро, как могли тащить ее две сильные лошади.
Все это казалось очень странным и заставило Каноля призадуматься.
Он повернулся к сержанту и спросил:
— Теперь, когда мы остались наедине, не можете ли сказать, куда везете меня?
— Прямо в тюрьму, господин комендант, — отвечал тот, кого спрашивал Каноль.
Каноль взглянул на него с изумлением.
— Как в тюрьму! Да ведь вы присланы знатною дамою?
— Да.
— Виконтессою де Канб?
— Нет, принцессою Конде.
— Бедный молодой человек! — прошептала женщина, проходившая мимо.
И перекрестилась.
Каноль почувствовал, что пронзительный холод пробежал по его жилам.
Далее человек остановился с пикою в руке, когда увидел карету и солдат. Каноль высунул голову из кареты, человек, вероятно, узнал его, потому что показал ему кулак с угрозой и бешенством.
— Да они у вас все сошли с ума! — сказал Каноль, стараясь улыбнуться. — Неужели я в течение одного часа стал предметом сострадания или ненависти, что одни жалеют обо мне, а другие грозят мне?
— Ах, господин комендант, — отвечал сержант, — кто жалеет о вас — прав, а кто грозит вам… ну, и тот, может быть, тоже прав.
— Если бы я по крайней мере понимал что-нибудь во всем этом! — прошептал Каноль.
— Сейчас вы все поймете, — отвечал сержант.
Приехали к тюрьме и вывели Каноля из кареты среди толпы, которая начинала уже собираться. Но его повели не в обыкновенную комнату, а вниз, в подземную келью, наполненную солдатами.
— Надобно, наконец, разрешить вопрос, — сказал Каноль.
Вынув два луидора из кармана, он подошел к одному из солдат и положил деньги ему в руку.
Солдат не решился взять их.
— Возьми, друг мой, — сказал Каноль, — потому что я предложу тебе вопрос, на который ты можешь отвечать.
— Так извольте спрашивать, господин комендант, — отвечал солдат, укладывая деньги в карман.
— Мне хотелось бы знать, почему вдруг вздумали арестовать меня?
— Кажется, вы ничего не изволите знать о смерти коменданта Ришона?
— Ришон умер! — вскричал Каноль с непритворною горестью, потому что между ними существовала самая тесная дружба. — Боже мой! Его, верно, убили?
— Нет, господин комендант, его повесили.