Женская война

Барраба не встретил препятствий. Улицы были пусты, город казался мертвым, все жители бросились на эспланаду. У ворот дворца часовые хотели остановить его, но по приказанию Ковиньяка он показал письмо и громко закричал:

— От короля!.. От короля!

Часовые приняли его за придворного курьера и пропустили.

Барраба въехал во дворец так же, как в город.

Уже не в первый раз, как известно, достойный лейтенант Ковиньяка имел честь являться к принцессе Конде. Он спрыгнул с лошади и, зная дорогу, поспешно взбежал по лестнице, пробился сквозь испуганных лакеев до внутренних апартаментов. Тут он остановился, потому что увидел принцессу и перед нею другую даму на коленях.

— Ваше величество! Сжальтесь, ради Бога! — говорила она.

— Клара, — отвечала принцесса, — оставь меня, будь рассудительна, вспомни, что мы отказались быть женщинами, как отказались от женского платья: мы лейтенанты принца и должны покоряться только политическому рассчету.

— Ах, ваше высочество! — вскричала Клара. — Для меня нет уже политических партий, нет политических рассчетов, нет никакого мнения. У меня только он один, которого предают смерти. Когда он умрет, у меня уже ничего не будет, останется одно утешение — смерть…

— Клара, дитя мое, я уже сказала тебе, что невозможно исполнить твоей просьбы, — отвечала принцесса. — Они убили у нас Ришона. Если мы не отплатим им тем же, то мы обесчещены.

— О, ваше высочество! Какое бесчестие в помиловании? Какое бесчестие пользоваться правом, предоставленным только владыкам земным? Скажите одно слово, одно! Он ждет, несчастный.

— Но ты с ума сошла, Клара. Я говорю тебе, что это невозможно.

— Но я сказала ему, что он спасен. Показала ему акт прощения, подписанный вашей рукою, уверила его, что ворочусь с подтверждением этой милости.

— Я помиловала с условием, что другой заплатит за него. Зачем выпустили того?

— Да он не виноват в этом бегстве, клянусь вам. Притом же, тот еще не спасся, может быть, его найдут.

«Как бы не так!» — подумал Барраба, пришедший именно в эту минуту.

— Ваше высочество, время бежит… Его уведут… Они соскучатся ждать!

— Ты права, Клара, — сказала принцесса. — Я приказала все кончить к одиннадцати часам, а вот бьет одиннадцать, стало быть, все кончено.

Виконтесса вскрикнула и приподнялась. Вставая, она встретилась лицом к лицу с Баррабой.

— Что вы? Что вам нужно? — вскричала она. — Уж не пришли ли вы известить нас о его смерти?

— Нет, сударыня, — отвечал Барраба, принимая самый ласковый вид. — Напротив, я хочу спасти его.

— Как? — вскричала виконтесса. — Говорите скорее.

— Вот только отдам это письмо принцессе.

Виконтесса де Канб протянула руку, выхватила из рук посланного письмо и, подавая принцессе, сказала:

— Не знаю, что написано в этом письме, но, ради Неба, извольте прочесть.

Принцесса распечатала письмо и прочла вслух, а виконтесса де Канб, бледнея беспрестанно, с жадностью ловила слова, произносимые принцессою.

— От Наноны! — вскричала принцесса, прочитав письмо. — Нанона здесь! Нанона предается в наши руки! Где Лене? Где герцог? Эй, кто-нибудь!

— Я готов исполнить всякое поручение вашего высочества, — сказал Барраба.

— Спешите на эспланаду, туда, где совершается казнь, скажите, чтоб они остановились! Но нет! Вам не поверят!

Принцесса схватила перо, написала на письме: «остановить казнь» и отдала письмо Баррабе. Он бросился из комнаты.

— О, — прошептала виконтесса, — она любит его больше, чем я! О, я несчастная, ей будет он обязан жизнью.

И эта мысль бросила ее без чувств в кресло, ее, которая во весь день мужественно встречала все удары гневной судьбы.

Между тем Барраба не терял ни минуты. Он не сошел, а слетел с лестницы, вскочил на лошадь и поскакал на эспланаду.

Когда Барраба был во дворце, Ковиньяк приехал в замок Тромпет. Тут, под покровительством ночи и широкой шляпы, которую он надвинул на глаза, он порасспросил сторожей, узнал подробности собственного своего побега и уверился, что Каноль заплатит за него. Тут по инстинкту, сам не зная, что он делает, он поскакал на эспланаду, в бешенстве шпорил лошадь, гнал ее сквозь толпу, разбивал и давил встречных.

Доскакав до эспланады, он увидел виселицу и закричал, но голос его исчез среди криков толпы, которую бесил Каноль, чтобы она его растерзала.

В эту минуту Каноль видит его, угадывает его намерение и показывает головою, что рад видеть его.

Ковиньяк приподнимается на стременах, смотрит кругом, не идет ли Барраба или посланный от принцессы с приказанием остановить казнь… Но он видит только Каноля, которого палач силится оторвать от лестницы и поднять на воздух.

Каноль рукою показывает Ковиньяку на сердце.

Тут-то Ковиньяк принимается за мушкет, прицеливается и стреляет.

— Благодарю, — сказал Каноль, поднимая руки. — По крайней мере, я умираю смертью солдата!

Пуля пробила ему грудь. Палач приподнял тело, оставшееся на позорной веревке… Но это был только труп.

Выстрел Ковиньяка раздался, как сигнал, в ту же минуту раздалась еще тысяча выстрелов. Кто-то вздумал закричать:

— Постойте! Постойте! Отрежьте веревку!