Женская война

— На это я не надеюсь, — сказал он, — война разделяет нас, да кроме войны, еще любовь.

— А нынешний день? — спросила виконтесса очаровательным голосом. — Вы считаете его за ничто?

— Только сегодня, в первый раз в моей жизни, я уверен, что я жил.

— Так видите, вы неблагодарны.

— Позвольте мне пожить еще один день.

— Нельзя, я должна ехать сегодня вечером.

— Я не прошу этого дня завтра или даже послезавтра, я прошу его у вас когда-нибудь, в будущем. Возьмите сроку, сколько вам угодно, выберите место, где вам угодно, но позвольте мне жить с уверенностью. Я буду слишком несчастлив, если буду жить только с одной надеждой.

— Куда вы теперь поедете?

— В Париж. Надобно отдать отчет…

— А потом?

— Может быть, в Бастилию.

— Но если вы не попадете туда?

— Так вернусь в Либурн, где стоит мой полк.

— А я поеду в Бордо, где должна быть принцесса. Не знаете ли вы какого-нибудь очень уединенного селения на дороге в Бордо и в Либурне?

— Знаю, оно мне почти так же дорого, как Шантильи.

— Верно, Жоне, — сказала она с улыбкой.

— Жоне, — повторил Каноль.

— До Жоне надобно ехать четыре дня. Сегодня у нас вторник. Я пробуду там все воскресенье.

— О, благодарю! Благодарю! — сказал Каноль, целуя руку, которую виконтесса не имела сил отнять.

Потом, через минуту, она сказала:

— Теперь нам остается доиграть комедию.

— Да, правда, ту комедию, которая должна покрыть меня стыдом в глазах целой Франции. Но не смею ничего сказать против этого: я сам выбрал если не роль, которую играл в комедии, то, по крайней мере, развязку.

Виконтесса потупила глаза.

— Извольте, скажите, что остается делать, — продолжал Каноль хладнокровно, — жду ваших приказаний и готов на все.

Клара была в таком волнении, что Каноль мог видеть, как поднимается бархат платья на ее груди.

— Вы приносите мне неизмеримую жертву, я это знаю, но верьте мне, я вечно буду вам за нее благодарна. Да, вы попадете в немилость из-за меня, вас будут из-за меня судить очень строго. Милостивый государь, прошу вас, презирайте все это, если вам приятно думать, что вы доставили мне счастие!

— Постараюсь, виконтесса.

— Поверьте мне, барон, — продолжала виконтесса, — видя вашу холодную грусть, я терзаюсь угрызениями совести. Другая, может быть, придумала бы вам какую-нибудь достойную награду…

При этих словах Клара стыдливо и со вздохом опустила глаза.

— Вот все, что вы хотели сказать мне? — спросил Каноль.

— Вот, — отвечала виконтесса, снимая портрет с груди и подавая Канолю, — вот мой портрет. Когда с вами приключится новая неприятность по этому несчастному делу, взгляните на этот портрет и подумайте, что вы страдаете за ту, которую он изображает, что за каждое ваше страдание платят вам сожалениями.

— Только?

— Еще уважением.

— Только?

— Воспоминанием.

— Ах, виконтесса, еще одно слово! — вскричал Каноль. — Что стоит вам вполне осчастливить меня?

Клара бросилась к барону, подала ему руку и хотела сказать: «Любовью!» Но двери растворились, и подставной начальник телохранителей явился в дверях в сопровождении неизбежного Помпея.

— В Жоне я докончу, — сказала виконтесса.

— Фразу или мысль?

— И то, и другое: первая вполне выражает вторую.

— Ваше высочество, — сказал подставной начальник телохранителей, — лошади готовы.

— Удивляйтесь же! — сказала Клара потихоньку Канолю.

Барон улыбнулся с состраданием к самому себе.

— Куда же вы едете? — спросил он.

— Я уезжаю.

— Но ваше высочество изволили забыть, что мне приказано не оставлять вас ни на минуту?

— Ваше поручение кончено.

— Что это значит?

— Это значит, что я не принцесса Конде, но только виконтесса де Канб, ее старшая придворная дама. Принцесса уехала вчера вечером, и я теперь отправляюсь к ее высочеству.

Каноль оставался неподвижен, ему, очевидно, не хотелось продолжать играть эту комедию при партере, состоявшем из лакеев.

Виконтесса де Канб, желая придать ему бодрости, обратила на него самый нежный взгляд. Он внушил барону несколько отваги.

— Так меня обманули, — сказал он. — Где же его высочество герцог Энгиенский?

— Я приказала маленькому Пьерро опять идти в огород, — сказал грубый голос дамы, показавшейся в дверях.

Это говорила вдовствующая принцесса. Она стояла на пороге, ее поддерживали две дамы.

— Воротитесь в Париж, в Мант, в Сен-Жермен, одним словом, воротитесь ко двору, потому что обязанности ваши здесь кончились. Скажите королю, что те, кого преследуют, обыкновенно прибегают к хитрости, которая уничтожает силу. Однако же вы можете остаться в Шантильи, если хотите, и присматривать за мной. Но я не уехала и не уеду из замка, потому что не имею намерения бежать. Прощайте, господин барон!

Каноль покраснел от стыда, едва имел силы поклониться, и, взглянув на Клару, прошептал:

— Ах, виконтесса!

Она поняла его взгляд и восклицание.