И тут, движимая то ли вдохновением, то ли страстью, Элизабет решительно подошла к трюмо и вытащила из запиравшегося выдвижного ящика блокнот и ручку. Чернила изливались из пера, как кровь из вспоротой вены. В комнате холодало, но Элизабет не бросала работу даже для того, чтобы накинуть халат. Она не остановилась до тех пор, пока ее фантазии — первая о конюхе, вторая о незнакомце — не оказались на бумаге. И, странное дело, чудо свершилось. Извращенная игра воображения прекратилась, словно терзавшие ее образы прорвались из воспаленного мозга на волю, попали в блокнот и остались там, пригвожденные к бумажным листам.
Потом Элизабет уснула и спала крепко и без сновидений, а наутро она первым делом позвонила Лиле, торопясь сообщить о своем решении.
Только потом, несколько часов спустя, она начала терзаться сомнениями. Лила, безусловно, обрадовалась тому, что сестра приняла решение в ее пользу. Опасаясь, как бы Элизабет не передумала, Лила заехала к сестре, чтобы забрать написанное накануне ночью.
Она буквально выхватила страницы из рук сестры.
— На всякий случай, — сказала она и тут же спросила: — Что заставило тебя решиться?
Элизабет радовалась тому обстоятельству, что все происходило в понедельник утром и обеим приходилось спешить. Времени для обстоятельного разговора не хватало, и, следовательно, не пришлось объяснять мотивы своего странного поступка. Тем более что говорить кому-либо о том, что произошло накануне ночью, Элизабет не собиралась. Этот секрет она намеревалась хранить до гробовой доски.
— Лишние деньги не помешают, — уклончиво ответила она. — Если ты считаешь, что мои опусы достойны опубликования, отправь их в редакцию. Но имей в виду: ты не заденешь моих чувств, если сочтешь, что они никуда не годятся.
— Сгораю от любопытства. Так хочется поскорее прочитать! — сказала Лила, облизнув губы.
Все утро Элизабет ждала звонка от сестры. К обеду она решила, что раз Лила не звонит, то, наверное, рассказы ужасные.
В отеле было тихо, покупателей почти не было. После ленча, состоявшего из сыра и фруктов, Элизабет принялась за изучение каталогов. Когда зазвенел колокольчик над дверью, извещавший о появлении клиента, она подняла голову с дежурной улыбкой.
Улыбка застыла на ее губах, когда она увидела на пороге Теда Рэндольфа. Элизабет едва не упала с высокого табурета. Несколько секунд, показавшихся ей вечностью, они смотрели друг на друга.
Наконец он произнес:
— Привет.
Элизабет побоялась встать — колени ее предательски дрожали. Влажными ладонями она разгладила юбку. Мочки ушей безбожно горели.
— Здравствуйте.
И вновь повисла напряженная тишина. Тед первым отвел взгляд и осмотрелся.
— Я заглядывал в ваш магазин через витрину, но внутри никогда не был. Здесь очень мило.
— Спасибо.
— И пахнет приятно.
— Я продаю и мешочки с пряными травами.
Элизабет показала корзину, наполненную маленькими подушечками из кружев, набитыми сухими цветами и ароматными растениями.
Неужели она действительно ночью млела в объятиях этого мужчины? Обнаженная, если не считать тонкой батистовой ночной сорочки? Неужели это она страстно прижималась к нему и целовалась так, что и сейчас, много часов спустя, от одного воспоминания у нее кружилась голова? Неужели это
Она наблюдала, как он подошел к стеллажу с подарочными, пропитанными духами изданиями и, взяв в руки книжку, понюхал ее.
— «Шанель»? — спросил он, глядя на Элизабет через плечо.
Она молча кивнула. Интересно, кто из его знакомых любит «Шанель»?
Положив книгу на место, Рэндольф подошел к высокому стенду с конфетами. Она разложила коробки так, чтобы вид радовал взгляд, но на такое скрупулезное изучение, каким подверг коробки Тед, не рассчитывала.
— Открытая коробка — для покупателей. Вы можете попробовать, если хотите.
— Верный подход к бизнесу, но, спасибо, не хочется.
Далее он двинулся к стенду с парфюмерией, затем осмотрел шкатулки для украшений из перегородчатой эмали, деревянные расписные и покрытые лаком миниатюрные коробочки, потом направился к стеллажу с канцелярскими товарами, предназначенными для подарков.
Элизабет как завороженная следила, как он дотрагивается до вещей, как, рассматривая, вертит безделушки в руках. У него были крупные, сильные руки, кое-где покрытые черными волосками. Руки рабочего… И в то же время самые изящные филигранные вещицы смотрелись в них удивительно органично.
— Для чего этот ключ? — спросил он.
Встрепенувшись, Элизабет перевела взгляд с его рук на лицо.
— А, это от дневника.
— Понимаю…