Женские игры в Париже

Быстро оформили все документы, и мы принесли свои чемоданы с деньгами в закрытый операционный зал, где их пересчитали и отправили в хранилище.

Мы также узнали, что в Швейцарии, как нигде в мире, хранят тайну вкладов. Только за двести лет существования "нашего банка", лишь десять раз была раскрыта тайна вкладов и то - восемь раз по причине получения наследства и только два по суду. Даже, если суд вынесет решение о раскрытии счета, то за дело берутся юристы банка, и они прилагают все усилия, чтобы решение суда не прошло. По плотности банков ни одна страна мира не может сравниться со Швейцарией. На семь миллионов жителей населения она имеет более четырех тысяч банков. Швейцарские законы предписывают местным банкам удостовериться в личности клиента, узнать его адрес. В то же время желающий вложить деньги в банк может показать просто удостоверение личности или водительские права и сообщить адрес, причем любой. Ни удостоверение, ни адрес официально не проверяются. Зачем проверять человека, который принес и вложил деньги в банк?

В Швейцарии существуют не только крупные известные во всем мире банки, но и банки приватные, порой без всяких указателей и вывесок. Если первые помещаются в дворцах с мраморными колоннами и узорчатыми решетками, то вторые - это старинные и солидные, потемневшие от времени особняки. Именно в такие банки и стремятся все те, кому есть что прятать. Эти особняки расположены в лабиринтах тихих улочек. Желающие могут попасть сюда через запасные ходы, которые выходят на другие улицы, соединяя "частные квартиры" с уютными приемными банков. Подобное местоположение лишает тех, кто хочет проследить, куда пойдет владелец денег, возможности уличить и выявить его счета. Швейцарские банки и по сей день содержат в секрете счета российской семьи Романовых, огромные по размерам "партийные" деньги компартии СССР. А теперь в банки Швейцарии потоком устремились большие деньги "новых русских".

Деньги, которые мы поместили в швейцарский банк, это были наши собственные деньги. За ними последовали деньги "братвы", которые мы должны были хранить, управлять ими и приумножать, вкладывая их в доходные дела.

Так началась наша европейская жизнь, и она оказалась не так невозможной, как мы себе её представляли. Чтобы избежать неприятностей со стороны властей и закона во Франции, где мы обосновались, надо было заиметь адвоката, хорошо знать судебную машину и полицейскую систему страны. Мы изучали французский язык со школьной скамьи - учились с "братаном" в одном классе. Оказавшись во Франции, сменили свои имена. Я взял себе имя Серж, а мой друг Артем стал Артуром.

Но, как говорится, вернемся к "нашим баранам", то есть в нашу спальню, куда мы поспешили с Иваной, искупавшись в Ла-Манше.

Следующий день мы провели с Иваной время в постели до часу дня, когда гостеприимные хозяева устраивали второй завтрак, и обедали мы только в пять часов дня.

А вскоре после получения медицинского образования в Париже Ивана сначала поступила на работу в одну из дорогих больниц, а потом решила оставить эту больницу, числящуюся за Сорбонной, и перешла на работу помощницы-ассистентки в научный институт, основанный профессором Роланом Гароди.

Ролан Гароди оказался талантливым ученым, но он был, конечно, не прост. Чересчур, пожалуй, красив для 35-летнего мужчины. От него исходило какое-то очарование. Многие женщины были от него без ума, а его лекции, собирали полные аудитории. И в то же время профессор умел работать по двадцать часов в сутки.

Последнюю работу Ролан Гароди вел над бациллой туберкулеза. И он создал в своем Институте новую сыворотную терапию. Отправной точкой новой "системы" Ролана Гароди служила особенность кур, заключавшаяся в том, что им можно было привить человеческий туберкулез; у подвергаемых подобному эксперименту кур "образуется киста", где микроб долго сохраняется, но при этом не распространяется и, таким образом, заражение туберкулезом локализуется.

На территории института Ролана Гароди, раскинувшейся позади Парижской обсерватории, располагался большой "курятник". Теперь Ивана, сменив менее опытную ассистентку профессора, днем находилась там чуть ли не на положении главной "фермерши", а часть вечера иногда выполняла обязанности секретаря ученого. В моем распоряжении оставалось лишь только "кое-что" из-за её большой занятости. Но главное оставалось: наши пылкие объятия по ночам. Однако мне как-то все это казалось не кстати, порою я чувствовал себя не в своей тарелке, хотя и не сомневался в верности супруги, проводившей столько времени в обществе любвеобильного Ролана Гароди.

Выходя в конце июля из Дворца правосудия, где я был на одном судебном процессе, я столкнулся со своим адвокатом Тессоном. Он был старше меня на добрый десяток лет.

- Дорогой Тессон! Я как раз собирался направиться к тебе домой. Мы с Иваной увозим тебя в Довилль, на виллу Гароди "Шер Ами". Ролан и его мадам Тереза тоже тебя туда приглашают на несколько дней.