Женские игры в Париже

Судебный процесс вернул меня к тем дням, когда я продал свою белокурую манекенщицу в гарем марокканского шейха. С ней приключилась невероятная история. Шейх, её купил, заковал в золотую цепь и золотые кандалы на руках и ногах. Цепь заканчивалась на ошейнике, в который были вделаны бриллианты.

Шейх развлекался с ней особенно первые три дня - за это время он изнасиловал её 27 раз. Спустя какое-то время он к ней охладел и стал ею развлекать приезжавших к нему бизнесменов. Один из них "сжалился" над девушкой и помог ей бежать во Францию. Здесь оказалось, что бизнесмен помог бежать девушке "корысти ради". Он отобрал у неё золотую цепь, золотые кандалы и ошейник с бриллиантами, а Катю выбросил на улицу. Хорошо, что Катя, по старым со мной делам, помнила наш пароль. Она позвонила мне и сказала по телефону одну только фразу по-русски "Гости из Москвы!" Этого было достаточно, чтобы я пошел к ней на встречу, но по голосу я её не узнал.

Встреча состоялась, и каково было мое удивление, когда я увидел перед собой Катю!

Она сделала вид, что зла не помнит и даже не думает, что это я её продал в гарем. Ей надо было вернуть свое "золото". И в этом деле только я один во Франции мог сделать для неё это. Она рассказала все, что с ней произошло в гареме. И потом умоляюще долго смотрела на меня, как бы говоря, что все забудет, только бы я помог ей. На деньги, вырученные от продажи золотых цепей она могла бы вернуться в Москву и ещё оставить кое-что про запас.

Несмотря на её умоляющие глаза, я некоторое время колебался, ведь я мог снова продать её в гарем. Но в то время я уже был женат на Иване, и мне захотелось быть добрым. Я помог Кате выиграть процесс против бизнесмена и вернуть деньги. Выиграть судебный процесс помогло то, что у неё сохранилась цветная фотокарточка, на которой она голая, но в цепях стоит перед жирными чернобородыми марокканцами, пальцы рук которых унизаны золотыми кольцами с драгоценностями.

Процесс мы выиграли. Катя положила свое золото в банк, но воспользоваться ей им не пришлось. Ее смертельно ранил наемный убийца, подосланный марокканским шейхом. Она как предчувствовала это и свое богатство завещала мне, надеясь, что я перешлю деньги, вырученные за него, её семье. Но я это не сделал. Таким образом, золотые цепи, кандалы и ошейник с бриллиантами достались мне.

...Некоторое время она ещё была жива. Ее доставили в один из пунктов парижской скорой помощи. Таких пунктов в Париже около 20. Это нечто вроде нашего "Склифа" в Москве, но в уменьшенном размере и очень хорошо оборудованных для сложных операций. Их значительное количество и доступное расположение позволяет быстро оказывать скорую помощь пострадавшим на улицах парижанам.

Я сумел посетил умирающую Катю. Меня пропустили к ней, предупредив, что наше свидание - это её последние минуты жизни. Взял её за руку и легонько погладил по щеке. Она открыла глаза и долго пристально смотрела на меня. Не знал, что в таких случаях надо говорить и молчал, потом погладил ещё раз, как можно нежнее по голове, плечам. На её глазах показались слезы.

- Это все! - тихо произнесла она. - Не уходи от меня, останься со мной до конца... Там темно и страшно...

Я прижал её руки к груди и смотрел на нее. Она беззвучно плакала, потом через силу попросила меня:

- Нарисуй меня!

Просьба показалась мне странной, но это была последняя просьба умирающего человека.

- ...Покажи мне, что ты нарисовал, - голосом, срывающимся на шепот, попросила Катя.

У меня в кармане оказался лист не очень чистой бумаги формата А-4. Иногда нужно что-то записать и я ношу с собой клочки бумаги и шариковую ручку. Потом записанное в редких случаях заношу в записную книжку, а больше всего перечитываю и храню в памяти. Память у меня отличная и не дай Бог, чтобы что-то записанное мною попало в другие руки.

На этом листке, изрядно помятом и немного залоснившемся от носки в кармане, штрихами, а художник я неважный, нарисовал лежащего на кровати человека: голова, низко лежащая на подушке, ноги чуть раскинуты, одна рука прижата к туловищу, другая немного приподнята с растопыренными пальцами. Немного подумал, и пририсовал к лежащей фигуре длинные распущенные волосы, разбросанные по подушке и груди - выпуклости, прикрытие простыней, ведь передо мной была женщина. Показал свой рисунок умирающей. Она смотрела на него до тех пор, пока могла. Наконец силы стали покидать её.

Она подняла на меня глаза и совсем тихо произнесла:

- Так, хорошо... хорошо... я, - больше она ничего не сказала. Между указательным и большими пальцами с силой зажала рисунок и пыталась поднести его к глазам, из которых текли обильные слезы. Очевидно, из-за них, она не смогла хорошо рассмотреть мой рисунок. Тело её дернулось и стало вытягиваться, потом расслабилось, и Катя испустила последний вздох.